i e8c15ecf50a4a624

Unknown

Третьеиюньский блок. Два большинства. Третьеиюнь- ский государственный переворот обеспечил переход от Думы с кадетским «центром» к Думе с «центром» октяб-

киотским/«Опыт кадетской конституций Кончился кр&- хом»,— писал В. И. Ленин. Опыт этот «не удался... не по­тому, что у кадетов или у правительства не было доброго желания (сотрудничать.— А. А.), а потому, что объектив­ные противоречия русской революций оказывались слиш­ком глубоки» [38]. Кадеты не сумели выполнить свою основ­ную миссию — договориться в Думе с левыми, прежде все­го с трудовиками, и тем самым обеспечить путь «реформ». В связи с этим царизм встал перед необходимостью «об- карнать избирательные права „левых⁴⁴ и отдать решение в руки октябристов»[39]. «Смена второй Думы третьей Ду­мой, — писал В. И. Ленин еще до выборов,— есть смена кадета, действующего по-октябристски,

октябристом, дей­ствующим при помощи кадета»[40]. Итоги выборов в III Думу полностью подтвердили эти слова. В 1907 г. чис­ленный состав фракций, который в последующие годы не претерпел сколько-нибудь существенных изменений, вы­глядел следующим образом: крайние правые — 50, уме­

ренно-правые и националисты — 97, октябристы и: примы­кающие к ним — 154, прогрессисты — 28, кадеты — 54, му­сульманская группа — 8, польское коло (вместе с литов­ско-белорусской группой) — 18, трудовики — 13, социал- демократы — 20 (затем 14 за счет отсева случайных эле­ментов) .

Бросается в глаза, что ни одна из помещичье-буржуаз- ных партий, не говоря уже о левых, которых было ничтож­но мало, не имела в Думе абсолютного большинства. Боль­шинство зависело от октябристов. В случае, если они голо­совали совместно с правыми, создавалось право-октябрист­ское большинство, при голосовании с прогрессистами · и кадетами — октябристско-кадетское. »Таким образом, ок­тябристы в III Думе становились тем же самым, чем были кадеты в первых двух думах — партией «центра», главной партией, решавшей судьбу думских голосований. Так ок­тябристы и голосовали. Единый контрреволюционный по- мещичье-буржуазный думский блок попеременно делился на два большинства, и в этом заключалась главная особен­ность третьеиюньской системы. Здесь перед нами обнару­живается важнейшая черта третьеиюньского избиратель­ного закона — бонапартизм. Два большинства были не случайным, а рассчитанным результатом. «Избирательный закон в III Думу,— отмечал В. И. Ленин,— так и подстро­ен, чтобы получить эти два большинства» [41]. «...Третьеиюнь- ская система,— писал он позже,— сознательно создала два думских большинства: правооктябристское и октябри­стско-кадетское» [42][43][44].

«Бонапартизм,— писал В. И. Ленин,— есть лавирова­ние монархии, потерявшей свою старую, патриархальную или феодальную, простую и сплошную, опору,— монархии, которая принуждена эквилибрировать, чтобы не упасть,— заигрывать, чтобы управлять,— подкупать, чтобы нравить­ся,— брататься с подонками общества, с прямыми ворами и жуликами, чтобы держаться не только на штыке. Бона­партизм есть объективно-неизбежная, прослеженная Марк­сом и Энгельсом на целом ряде фактов новейшей истории Европы, эволюция монархии во всякой буржуазной стране» ^и.

Два большинства, по замыслу творцов третьеиюньского закона, были тем средством, которое позволяло царизму лавировать между помещиками и буржуазией и, играя на их противоречиях, оставаться хозяином положения. По­скольку Дума предназначалась в конечном итоге для того, чтобы осуществить известный минимум буржуазных ре­форм, большинство не могло быть отдано в руки правых партий. Но не годилось и либеральное большинство, так как в таком случае Дума отдавалась буржуазии, а царизм отнюдь не намеревался делиться о ней политической влас­тью. Исходя из этого и определялись задачи первого и вто­рого большинства. Право-октябристское большинство должно было осуществлять «охранительные» функции — проводить в жизнь карательно-полицейские законопроек­ты и умерять запросы октябристов и кадетов по части «реформ», а октябристско-кадетское большинство должно было обеспечить проведение «реформ». «Правительству,— писал В. И. Ленин,— необходимо либерально-октябрист­ское большинство, чтобы пытаться вести Россию вперед при сохранении всевластия Пуришкевичей»

На чем же основывалась уверенность Столыпина, что партия, во главе которой стоял московский капиталист

А. И. Гучков, будет блокироваться со своими соседями справа по меньшей мере с такой же готовностью, с какой она будет голосовать с прогрессистско-кадетскими либера­лами? Ответ лежит в классовой природе октябристов.

В статье «Опыт классификации русских политических партий», написанной еще в 1906 г., В. И. Ленин отметил одну характерную особенность в образовании русских пар­тий, заключавшуюся в том, что интересы класса помещи­ков и класса капиталистов выражали «не две, а три груп­пы политических партий: кадеты, октябристы и черносо­тенцы». Эту особенность В. И. Ленин объяснял чрезвычай­ным обострением революционной борьбы (в стране, «когда практически крайне трудно отделить защиту самодержа­вия от защиты во что бы то ни стало монархии, когда группировка по экономическому признаку (за прогрессив­ный и за реакционный капитализм) естественно пере­крещивается политической группировкой (за теперешнее правительство и против несло)» [45]. Октябристская партия исключительно наглядно иллюстрирует этот ленинский тезис.

По программе она была партией буржуазной, которая выражала интересы крупного капиталиста и крупного

по­мещика, начавшего перестраивать свое хозяйство на капи­талистический лад. Но в большинстве партия состояла из помещиков и чиновников, которые ничем не отличались от правых. Особенно это было заметно на фракции октябрис­тов. Один думский обозреватель насчитал в ней собственно октябристов-буржуа всего 15 человек[46]. По уверению «Биржевых ведомостей», правый фланг «Союза 17 октяб­ря» совершенно смыкался по своим взглядам с «Союзом русского народа», а левый фланг только нюансами отли­чался от правых кадетов [47]. Другая газета, «Русское сло­во», предприняла даже специальное обследование, чтобы выяснить природу и численность октябристской партии, и пришла к выводу, что октябристов как подлинно буржуаз­ной партии, собственно, нет: «Нет октябристов. Есть толь­ко А. И. Гучков» [48]. Сам Гучков считал, что во фракции

«настоящих» октябристов только 100 человек, остальные — «примыкающие» (фракция так и называлась: «фракция

Союза 17 октября и примыкающих»). В одном из интервью он заявил: «У нас вы едва ли можете добиться еди­нообразного голосования; а заставить говорить в одном и том же направлении — об этом и думать нечего» [49].

Газета П. П. Рябушинского «Утро России», выражав­шая политические настроения той части московской бур­жуазии, которая, в отличие от ее другой — октябрист­ской — части, стремилась к созданию чисто буржуазной партий, следующим образом характеризовала октябристов: «Октябристов многие считают буржуазной партией. В дей­ствительности это далеко не так, как свидетельствует со­ставленный в Госуд. Думе официальный справочник». Из 124 членов фракции на 1910 г. было 80 землевладель­цев и только 10 земледельцев. По званию фракция насчи­тывала: дворян — 72, купцов — 13, крестьян — И, при­сяжных поверенных — 7, профессоров — 7, врачей — 3, землемеров — 1. «Преобладание в партии дворянского эле­мента придает партии тот феодальный облик, который со­вершенно исключает возможность возлагать на октябрис­тов какие-либо надежды в смысле правильного усвоения интересов русской промышленности. Союз 17 октября — это, в сущности, союз аграриев. Неудивительно поэтому, что октябристов так влечет в сторону к правым и национа­листам — двум фракциям с громадным преобладанием дворянских и землевладельческих интересов» [50].

О полном преобладании во фракции помещичьих эле­ментов свидетельствует тот факт, что только 35 октябрис­тов были избраны городскими куриями, а остальные, за исключением 10 избранных крестьянами, были посланы в Думу теми же помещиками, которые посылали в нее и пра­вых. Октябристы, следовательно, были правой партией, ко­торая защищала интересы не только помещиков, но и опре­деленной части торгово-промышленной буржуазии. Из это­го следует, что свое лидерство во фракции Гучков мог со­хранить до тех пор и в той степени, в какой это устраивало большинство фракции. А большинство, верное своей при­роде, как правило, предпочитало голосовать с правыми и неохотно шло на голосование с кадетами. Помещичья часть фракции допускала блок с кадетами лишь по тем во­просам, по которым считали нужным блокироваться она и ее соседи справа. Подлинным представителем фракции был не буржуа Гучков, а крупный екатеринославский поме­щик, настоящий правый по своим взглядам, М. В. Родзян­ко. Таким образом, Столыпин мог не беспокоиться, что ок­тябристско-кадетское большинство вдруг начнет действо­вать самостоятельно, без его воли и согласия. В. И. Ленин называл октябристскую партию в III Думе правительст­венной в том смысле, что она являлась орудием политики Столыпина, партией правительства.

Такой характер октябристской партии был обусловлен прежде всего страхом буржуазии перед революцией, при­ведшим к расколу ранее единого либерально-буржуазного лагеря на три партии: октябристов, мирнообновленцев и кадетов. Московская буржуазия, которая в основном и составила либерально-буржуазное крыло октябристской партии, напуганная размахом революции, провалом так­тики кадетов, устами Гучкова одобрила военно-полевые суды и решительно отказалась от игры в «парламента­ризм» и «ответственное министерство», выдвинув взамен лозунг лояльного сотрудничества «общества» с «истори­ческой властью» на базе третьеиюньской «конституции». Московских тузов роднило с крепостниками-помещиками также то, что они во многом сохраняли черты буржуазии эпохи первоначального накопления, которая по приемам эксплуатации, отношению к казенному сундуку, полити­ческим взглядам и т. п. недалеко еще ушла от своего союзника.

Тот же страх перед революцией обеспечил функциони­рование октябристско-кадетского большинства. После сво­его провала кадеты в третьеиюньский период круто повер­нули к открыто «веховской» политике. «Партия кадетов,— писал В. И. Ленин,— есть партия ,,Вех“» [51]. Во время кам­пании по выборам в III Думу в конце октября 1907 г. ка­деты на своем V съезде объявили, что они идут в Думу для «органической» законодательной работы в качестве «ответ­ственной оппозиции», в отличие от оппозиции «безответ­ственной», т. е. социал-демократов, которым Дума нужна только как трибуна. Еще раньше, в сентябре, лидер каде­тов П. Н. Милюков, зарабатывая своей партии это меотеч-