И это пройдет…
Шрифт:
— Сейчас уже не знаю… — тревожно произнесла Мира.
— Я все-таки скажу тебе, что я думаю, — неожиданно проговорила Аня, — то, что с тобой случилось- огромная феерическая несправедливость, забыть это и оставить в прошлом невозможно. Ты для себя такое не выбирала. Так распорядилась судьба. Это не урок, не наказание. Случайность. Если ты справишься — значит победила жизнь. Снова ляжешь- смерть. Решать только тебе. Можешь ты вытащить себя из болота за косу, как это сделал барон Мюнгаузен? Или ты сложишь лапки и утонешь в молоке?
— Как мне с этим жить? — всплеснула руками Мира. — Ты просто не понимаешь!
— Конечно, и никогда не пойму, это твоя история, но сколько смогу, я буду рядом, что бы ты ни выбрала, — без
— А если я себе сейчас вены вскрою или в окно сигану? Что ты будешь делать? — настаивала Мирослава.
— Попробую тебя отговорить, скорую вызову, что еще я могу сделать? Но ведь это никак не отменит твоё решение? — взвешенно произнесла Аня.
— Нет, никак, — после минутной паузы ответила Мира.
— Ты же не сделала этого до сих пор, значит есть причина? — спросила Аня, их разговор казался ей сюрреалистичным. Она думала о том, что очень зря обсуждает с Мирой вопросы самоубийства. Вечерние тени, вползающие в окно, стук дождя о стекло сближали маленькую кухню с декорациями спектакля по мотивам произведений Эдгара По. Холод вползал через щели в оконных рамах, тусклый свет лампы делал лицо подруги болезненно желтым, под глазами проступили темные круги, мелкие морщины распустили свои длинные паучьи лапки.
— Ты веришь в жизнь после смерти? — тихо спросила Мира.
— Нет, — быстро, не раздумывая, ответила Аня.
— А я верю, мне кажется, что человек не может уйти просто так, не оставив после себя ничего. Если он самовольно покидает этот мир, то его душа не найдет покой и после смерти, — говоря это, Мира подперла голову рукой. — Ну и, если честно, я боюсь. Я чувствую, что ад он прямо здесь и сейчас. Но что, если я умру, а боль не пройдет? Так есть хотя бы надежда…
— Интересная мысль, мама говорит, что после смерти тела душа познает все тайны мироздания и воссоединяется с Богом. А я думаю, что это все сказки. Если бы после смерти что-то было, то кто-то упрямый и упертый наверняка прорвался бы в земной мир и обо всем рассказал. А раз этого не происходит, значит конечная точка все-таки в земле. Знаешь, я обязательно завещаю себя кремировать, а прах закопать под какой-нибудь елкой или сосной, чтоб не было этих ужасных крестов и могил, пусть будет дерево. Видела как-то по телевизору, есть такие кладбища, где сажают целые леса, а родственники вешают на ветки маленькую цветную ленточку.
— Да, а я бы хотела, чтоб на моей могиле посадили шиповник. Ты сделаешь это для меня? — пустым голосом произнесла Мира.
— Я ставлю на то, что ты меня переживешь, — горячо ответила Аня.
— Почему? — глаза Мирославы стали круглыми от удивления.
— Ты еще не сделала все, что хотела: не вышла замуж в красивом платье, не посадила вишневый сад, не родила пятерых, ну и не летала в Италию на неделю моды, — перечисляла Аня.
— Но я всего этого больше не хочу, — вымученно заметила Мира.
— Говорят, что незавершенные дела притягивают душу к земле и не пускают ее к Богу, — заговорщицки подмигнула Аня.
***
— Полина, что Вы делаете завтра вечером? — неожиданно спросил Константин Сергеевич.
Поля замерла, она осталась последняя в аудитории, дописывала практическую работу. Константин Сергеевич прохаживался вдоль опустевших рядов, сложив руки на груди. Лицо его, заострившееся и сосредоточенное, было направлено к окну.
— Буду дома, учить физику, — осторожно ответила девушка. Она давно заметила, что молодой преподаватель ей симпатизирует, но пока не поняла, как сама к нему относится. С одной стороны, он был ей приятен. Всегда в наглаженной рубашке, гладко выбритый, интеллигентный, вкусно пахнущий. Но с другой- слишком далекий от ее идеального образа. К тому же ее очень смущало, что он ее преподаватель. Она не хотела лишних сплетен и пересудов.
— Давайте сходим в театр? —
— А что вы хотите посмотреть? — уточнила Поля, ее детское увлечение дало о себе знать. Она обожала «Камерный театр», его маленькую уютную сцену, эксцентричных, харизматичных актеров, которые проживали жизнь, а не играли роль, тонкое видение режиссёра, его неподражаемое чувство юмора и вкус.
— «Прощай, Иуда!» по пьесе польского драматурга Ирениуша Иредынского, — задумчиво ответил Константин Сергеевич.
— Это о чем? — вопросительно глядя на него, спросила Полина, название ей не понравилось, оно отдавало тоской.
— Про предательство и противостоянии тоталитарному политическому режиму, — коротко ответил Константин Сергеевич.
Полина кашлянула.
— Простите, Вы приглашаете меня на свидание и выбрали философско-политическую драму? — недоумевая, произнесла она.
Он повернулся к ней, на щеках его появились красные пятна.
— С чего Вы решили, что это свидание? — процедил он.
— А разве нет? — без обиняков спросила Полина.
— Да, пожалуй, Вы правы, — подумав ответил он, — Вам не нравится спектакль или сама форма приглашения неуместна? — стараясь быть вежливым, говорил Константин Сергеевич.
— Давайте сходим в театр, а там будет видно, — Полина улыбнулась, она не хотела принимать решение сейчас, ей нужно было подумать.
***
— Да не бойся ты, не укусит тебя Юля и никуда не убежит, мне и надо то каких-то 4 часа, — почти кричала в трубку Полина. Аня ехала в маршрутке, ее было плохо слышно.
— Я не боюсь, но я никогда не оставалась с маленькими детьми, ты уверена, что я справлюсь? — отвечала подруга.
Поля напряглась, она была абсолютно уверена в том, что Ане даже собаку можно доверить только в самом крайнем случае, что уж говорить о ребенке. Но мать с отцом уехали отдыхать, а других кандидатур у Полины просто не было. Единственный человек, которому бы она могла доверить дочь, был сейчас к этому совершенно не готов. Мира только-только начала приходить в себя, иногда она выбиралась гулять. Мама Мирославы рассказывала, что жизнь понемногу возвращается в их дом. Поля не знала, как Ане это удалось, но после ее приезда Мира словно проснулась. Однако просить ее посидеть с ребенком Полина бы ни за что не рискнула.
— Справишься, и вообще, это твоя крестница, а у меня свидание, — подытожила она.
— Ладно, во сколько я должна приехать? — сдалась Аня.
— Давай в 5, мне еще собраться надо, — выдохнула Полина.
— Ну жди, скоро буду, — Аня повесила трубку.
Полина подошла к шкафу, на вешалках болтались кофты оверсайз, модные узенькие джинсы с порезами и потертостями, пара коротких юбок, веселых футболок с дикими принтами. Поля всегда предпочитала удобную одежду, ведя подвижный и активный образ жизни, гоняя по даче на мотоцикле, на машине по городу, девушка выбирала лёгкие кроссовки, мягкие до щиколотки штаны или короткие шорты. Но в театр ей хотелось надеть что-то особенное. Поля вздохнула. Из подходящего у нее было только выпускное платье. На нем в 11 классе настояла мама. Полина и тогда хотела пойди в джинсах, но мать сама выбрала наряд для дочери. Элегантное, из синего шелка платье подчеркивало перегибистую фигуру и изменчивый характер выпускницы. Глядя сейчас на него, девушка вспомнила, как они с Аней фотографировались в одуванчиках, растущих на школьном стадионе, очередь за сосисками в тесте и пирожками с картошкой, первую лабораторную работу по химии, одноклассника Антоху, который показывал свои опыты. Когда они учились в 8 классе, он стащил у Полины из сумки лак для волос, набрызгал им на старую парту и поджег. Дружные девчачьи визги, одобрительные возгласы пацанов и красное от гнева и испуга лицо учительницы сподвигли парня на еще один эксперимент. Второй раз он засунул в «Кока-колу» какие-то конфеты, бутылка пенилась и фырчала.