И финн

Ильянен Александр

( ( (

Не нужен юг чужих держав, сказал Мэтр. Я добавляю: и своих тоже не очень. Истинно так. Когда лежишь на печке и греешь бока! Рассуждаю о странностях любви. Старухи ушли. В избе тишина.

( ( (

Василий говорит: век в Москве жить не буду. Домик куплю у себя на родине (подо Львивом). Расписывает красоты родного села. Говор мягкий!

Да: я чуть не уподобился Авраму (случай с Сарой) оставив Сашу в келейке.

( ( (

Вечер

в деревне. Погуляю и читать усядусь: В.Вульф Кмаяку (нем.)

Вместо концентрации мысли, внимания небольшое спасительное отупление. Блаженство и радость. Тихий вечер после ненастного дня. Думаю о романе. Перед сном выхожу на прогулку, спать ложусь рано, ок. десяти часов. Гуляя вдоль огородов думаю о романе. (Сашенька, Василий, ревность. Ленингр. сцены, московские). Сашенька был хорош (прическа, туалет), в гостях вел себя прилично. На Таганке, в церкви Болгарского подворья поставил свечку перед образом Нечаянная радость .

Деревенская тишина. Не надоедает. Трава под солнцем, вечером поют вечерние птицы. Эта тишина как граница между московским базаром, таборной ее суетой и настоящим.

Сцену вижу: Сашенька стоит уже в тамбуре вагона. Мы с Васей остаемся на перроне. Поезд уходит.

Молюсь об утешении всех: об оставленных и оставивших, о разлученных, брошенных, счастливых.

Медитация о свободе и счастье: о соотношении двух категорий вообще...

Было тягостно воздерживаться (после Великого поста! по совету докторов: острого-соленого не есть, не спать по крайней мере три месяца).

Василий проповедует и советует распущенность. Он не целомудрен и развратен. Говорит: я кого угодно совращу. Бесстыдный, наглый братец Василий (два курса семинарии в Загорске. Причина ухода: город маленький все друг друга знают). Говорит ласково.

( ( (

Утешение в букве.

Горечь ревность. Вспоминаю Розанова: ешьте горькие травы! Пережить бы эти пять дней: полных покоя, радости и счастья. Вернуться бы скорее к тому, кто причинил столько страданий. Утешительная мысль. Пытаюсь вспомнить отвратительные сцены: не могу. Жалко его.

Это наша первая большая разлука: до этого не расставались на такой срок (больница не в счет, он навещал почти каждый день). Уводит их дорога белая!

Пишу в постели, на сон грядущий. Тетушка с маман улеглись давно спать. Из-за занавески сопение и шнархен (нем.) Перед сном Вульф хочу читать: трудно полусонными глазами водить. О романе думать начинаю. Пока - хаос. Все слишком перемешалось: Мойка, любовь, ревность, боль, досада, кабацкое, Сашенька в тамбуре... Трогательная сцена: идем с Рогожского кладбища по Абельмановской к Василию, мороженое едим... Я замешкался, разговорился, а он уже съел и торопит меня: ешь мол быстрее. Я не могу: смешно. Смеемся вместе. В веселом настроении возвращаемся в матушкину келейку. Вася уже ужин собирает.

Или: гуляем по Новодевичьему в добром расположении духа. Заходим в собор-музей, там икона с изображением страшного суда: змея душит грешников, огромная змея, на зеленой чешуе бирочки с названием грехов (алчность, гордыня, сребролюбие, идолослужение,

содомия ет сетера).

Холодная тетрадка: всю ночь пролежала на подоконнике (фр.).

( ( (

Утро холодное: май, цветет черемуха. В деревне, после завтрака, простого крестьянского: молоко, творог, хлеб (чай тоже - фр.) Зеленая комнатка у Никольского моста. Черемуха цветет во дворе. Тишина в деревенском доме. Книга Вульф лежит рядом на диване. За окном: мужик ведет корову.

Думаю о романе: любовь в городских трущобах. Слум (нем.) Общага-ночлежка, приют лимитчиков. Маленькая комната с окном на плац и казарму. где живут стройбатовцы. Унылое место. Но есть ли где более уютное?

( ( (

В деревне пьяные мужики (не поют) не веселые лица, а злые: зеленые, багровые, бледные синие. Бабы в цветных платках, иные старые в темно-синих. Говорят: мы - темные. Читает одна грамотная, другие рассуждают: до чего они хорошего долетались? И там гибнут и под водой гибнут. Ет сетера.

Пасут коров и рассуждают (я люблю эти рассуждения на лугу) Во мне появляется ощущение здоровья вообще: крепости в теле, светлости в голове. Сила прибывает. До этого: надломлен был. Ни здоров ни болен, полубольной.

Старухи, привыкшие трудиться зимой и летом: встают рано, топят печь. Она согревает маленький мир русской избы.

Пища здесь у многих худая: картошка, хлеб, водка. Огурцы, селедка, лук. Вид и у баб нездоровый, от тяжелой работы. Но дух светлый и легкий. С удивлением опять же судят о событиях в мире. Как будто с Луны свалился или из Франции приехал. Люблю я здесь бывать и кроме радости от воздуха и пейзажей, слушаю с наслажденьем русскую речь. Брутальная реальность? Нет подлинное, настоящее (пусть пепелище от чего-то, пусть разоренное как говорят. Но это истина. Довольно рассуждать!)

А день пасмурный. Вот вернулся с пастбища, где пробыл минут двадцать. Чище правды серого холста ничего не сыщете в природе: так! Из окна вижу: над лесом вдали небо касаются с землей. Опять о романе: как выразить ревность достоверно. Оставил его и уехал ночевать к знакомым (а мог бы взять!), сам же устроил ему сцену: мол, прощай голубчик. Если хочешь оставайся здесь (знал, что он не может остаться). Придумал обиду и все изливал. Сам расписал роли так: он - агнец, ведь оставил его выходит я, мне достается роль ревнивца и безумного - а ла Шекспир Отелло! Пардон, это не для меня: душить и ревновать задыхаясь с кипящей кровью. И записывая желтым карандашом ночью в чужой квартире, где бьют часы каждый час!

Говорил ему: мон ами, ты свободен. Даю тебе карт бланш! Оставайся, дружок, у Василия. Он не выдерживает, почти доведен до истерики. Говорит обидное. Бедный Сашенька! Пар экзампль: мне надоела эта песня. Его тихого мне удалось вывести из равновесия, он задыхается. В комнатке Василия (точнее матушки Руфины) оставаться нет сил. Мы должны идти в гости к Володе... Но до выхода есть время... Предлагаю прогуляться до Рогожского кладбища. Там и происходит решительное объяснение и примирение. Три дня покоя и счастья. До вокзала, до разлуки.