И… горю. Рассказы о любви
Шрифт:
Я поняла, что сама ответила на свой вопрос… и мне вдруг стало в тысячу раз хуже. Сердце налилось кровью и как-то потяжелело внутри.
– Юля, он работает! Времени нет. Если тебя так интересует этот вопрос, подойди и сама спроси у него!
– Ну, вы же друзья! Ты должен знать!
– И что? Мы не говорим о всякой херне!
– О чем же вы тогда говорите?
– Это вы, бабы, все время сплетничаете о парнях! Мы можем говорить, о чем угодно…
– Женоненавистники! – улыбнулась я.
– Да дай почитать уже! – отдернул меня Ваня.
К нашей скамейке подошел Лёшка, в серой оправе
– О, Квиха! Садись! И ради Бога, отгони это болтливое существо от меня!
Ваня храпит. Из уголка его рта течет розовая слюна.
– Там должно быть хорошо. Ну, на том свете… По рассказам тех, кто вернулся.
– Ты самый жестокий оптимист в мире, – говорит мне Слава…
А потом я замечаю слезу, которая выкатывается из уголка его глаза… я первый раз за все время вижу, как Слава плачет. Но обнять его не могу, он отворачивается. Я только вижу его плечи, они тихонько вздрагивают.
Мы просидели так еще несколько минут, пока голос Вани не разорвал тишину:
– Я домой, спать!
Слава кинулся к нему, но Ваня отмахнулся и сказал, что сам справится. Только вряд ли. Вряд ли он справится. Совсем скоро у него умрет отчим, и они с мамой навсегда уедут из Краснодара… А там, в деревне, Ваня возможно и вовсе потеряет всякий смысл жить…Этого я никогда не узнаю, ведь мы больше не увидимся. И я не найду его в социальных сетях. А вот Cлава женится через пару лет. И я выйду замуж, и Яна…у нас появятся дети… у всех изменится жизнь так, что мы перестанем узнавать в себе тех людей, которые когда-то собирались на «десятке»…и – нам будет казаться, что все, что случилось тогда – вовсе не о нас…
Через несколько дней после похорон я все-таки пришла к порогу 120-ой квартиры. Дверь открыл дядя Игорь – его отец. Он не спрашивал «кто там». Наверно, знал, что это кто-то из соседей, кто не смог прийти в тот день.
– Здравствуйте, я Юлия. Я была в среду…
Я не хотела говорить это горькое слово «похороны», но и не знала, чем его заменить. Тогда я просто сказала «там», «я была в среду там».
– Гм… – он всмотрелся в мое лицо, но вряд ли его вспомнил. Вид у него растрепанный и несчастный. Он опирался на ходунки. Я знала, что его сегодня выписали из больницы, поэтому и пришла. Перенес инфаркт.
– Я бы хотела посмотреть комнату Игоря с вашего разрешения. Пожалуйста. Просто…
Он не дал мне договорить.
– Зачем?
– Хотела взять какую-нибудь его вещь на память, – смущенно прошептала я.
– Я думаю, это ни к чему.
И он закрыл дверь. Он умрет через год. Говорили – от горя. Ведь они жили вдвоем с Игорем. У
За окном подъезда грянул гром. Небо разверзлось дождем. Обожаю дождь. Когда он приходит внезапно, или задолго гремит или собирается грузными тучами… Люблю мелкий и проливной. Он сближает. Делает улицы ярче, добавляя в серый пейзаж разноцветные зонты. Сердца делает горячее, заставляя людей бежать в их уютные квартиры. А дети тогда обязательно собираются в подъездах и весело гогочут. Мне нравится, как дождь барабанит по асфальту, образовывая в лужах изумрудные ямки. Нравится, когда вода хлещет по белью, раскачивающемуся на тугих веревках, стучит по алюминиевым тазам… Мне нравится как дождь омывает опавшие абрикосы, виноградные беседки, листья тополей. И тогда в воздухе витает такой фруктовый запах, смешанный с ароматом мокрой коры деревьев, а под ногами обязательно лопаются с неприятным «клац» фиолетовые панцири улиток. По скользкому подиуму забора детского сада обязательно бежит мокрая белка, размахивая огненной кисточкой хвоста.
– Быстрей, быстрей, ребята! Машенька, забери мячик! – подгоняет воспитательница нескольких растерянных малышей из ясельной группы по ту сторону изгороди.
Мечтаю вернуться в дождливые дни тех тринадцати, когда мы с Яной писали бесконечные аудиокассеты и пили ароматный кофе, спрятавшись от дождя в ее квартире. Хочется запомнить те дни поминутно. Или загнать их, как аромат духов, в какую-нибудь емкость. И рассказать Яне какие мы ошибки наделаем в будущем – каких людей надо будет обойти стороной, а к каким прислушаться. Вот бы попадать туда, как в сон, всякий раз, когда здесь в реальности взрослых будней становится скучно….
Какая все-таки огромная пропасть между взрослыми и детьми. Мы словно играем в двух командах. С разницей во времени. Но нигде на самом деле мы не свободны по-настоящему. В детстве мы ограничены взрослыми. А во взрослой жизни мы также ограничены, также следуем правилам. Только иным. Мы познаем ценность денег и зависимость от них. Мы начинаем чувствовать, как нас используют. Мы занимаем должности, ведем опротивевший быт. Становимся твердолобыми, толстокожими, неуязвимыми. Мы взрослеем и становимся тяжелее. А дети, они легкие…
Время – золото. Но никакого золота не хватит, чтобы купить время.
Японская поговорка
Я приезжала в Краснодар раз в год – летом, когда у родителей был отпуск. Здесь жили и мамины и папины родители. Я тоже родилась в Краснодаре, но в 98 году вместе с мамой мы уехали к отцу в служебную квартиру – в военный гарнизон Гаджиево. Мой отец служил мичманом на атомной подводной лодке. И прожили мы там тринадцать лет, пока папа не получил собственную квартиру по выслуге лет.