И грянул бой
Шрифт:
Дрова в печке весело потрескивали, от вина кружилась голова и двоилось в глазах, усталость исчезла, из головы улетучились воспоминания о всех неприятностях последнего времени. Отставив к печке пустую бутылку токайского, Марыся налила в кубок хереса, и когда потянулась к подносу за желтой, будто наполненной медом грушей, выпитое токайское сделало свое дело — она не смогла удержать равновесия и свалилась на перину. Рассмеявшись, Марыся осталась лежать на боку лицом к огню, лишь подложила под голову кулачок и подвинула ближе к себе поднос с вином и едой.
Не хотелось ничего делать, ни о чем
Волна холодного воздуха, докатившаяся до Марыси от настежь открытой двери, заставила ее проснуться и открыть глаза. В дверном проеме стоял Скоропадский в наброшенном на плечи жупане и сбитой на затылок высокой папахе с алым шлыком, было заметно, что он навеселе. За его спиной виднелись двое джур — у одного на боку висел огромный узел из связанной концами бархатной скатерти, у другого в каждой руке было по большой плетеной корзине с торчащими бутылочными горлышками.
— Спишь, Марыся?! — весело гаркнул Скоропадский. — Вставай и встречай гостя! — Он шагнул в горницу, оглянулся на джур, скомандовал: — Корзины — на пол к перине, узел — рядом с ними. Запомните, ни для кого, кроме князя Меншикова, меня нет дома. А теперь — геть с моих глаз, покуда не покличу!
Марыся, из головы которой не выветрился хмель и которой лень было подниматься на ноги, на четвереньках приблизилась к корзинам, зазвенела перебираемыми бутылками.
— Французское шампанское и итальянское кьянти... португальский портвейн и испанская мадера... мадьярский токай и белое рейнское... красное бургундское и розовое родосское. Вдобавок коньяк и шартрез. Умница, Иванку, угадал мое желание — я недавно собиралась послать джуру за чем-либо похожим из твоих походных запасов.
Покончив с содержимым корзин, Марыся развязала концы скатерти, отбросила их в стороны, в изумлении всплеснула руками.
— Не верю глазам! Утки на вертеле, жареные куропатки, тушеные в сметане гусиные лапки... Заливная осетрина, устрицы, крабы, печеная форель... Апельсины, ананасы, финики... Копченые угри и даже цыплята в шоколаде, которыми последний раз я лакомилась на балу у княгини Потоцкой. Иванку, откуда у тебя такое богатство? Я чувствую себя не в украинской глуши, а словно в Варшаве или Кракове на королевском приеме.
— Не догадываешься? — рассмеялся Скоропадский, швыряя в угол у печки мокрый жупан и вешая на гвоздь шапку. — Из подвалов гетманского дворца. Любил Иван Степанович добре выпить и вкусно закусить, знал, чем и как встретить любовниц. Привычки остались с поры, когда вертелся при варшавском королевском дворе да бражничал с фаворитом царицы Софьи князем Голицыным. Не вижу причин, почему бы и нам не отведать даров из гетманских подвалов. А ты, Марыся?
Разговаривая, Скоропадский снял и поставил рядом
Отбросив недоеденный апельсин, Марыся мигом оказалась возле полковника, присела на корточки, участливо заглянула в глаза.
— Иванку, ты ранен? Чего не сказал сразу? Тебе нужен лекарь, и самый лучший.
— Верно, и этот лекарь — ты, — Скоропадский с трудом улыбнулся. — Лечением займемся чуть позже, а вначале помоги снять кольчугу. Наверное, присохла с кровью к телу, и чтобы не рвать ее по живому, засохшую кровь нужно размочить. Сунь сорочку в ведро с водой и подай мне. После поможешь тащить кольчугу через голову.
Вдвоем они осторожно сняли кольчугу, за ней нательную сорочку, и Марыся увидела на плече Скоропадского неглубокую, но довольно длинную рану с ровными краями.
— Иванку, как тебя угораздило под саблю попасть? А ежели не бережешься в бою, имей надежную, достойную полковника кольчугу.
— Как угораздило? А так, что не мог я в стороне стоять, когда мои казаченьки схватились грудь в грудь с сердюками Чечеля. А на кольчугу не греши — она меня не раз от сабли и даже пули спасала. Только напоролся в сегодняшней схватке на особый кинжал — кольчугобой именуется! — и порвал он ее, будто обычную сорочку. Такие кинжалы редкость, больших денег стоят, а славятся ими умельцы-оружейники из кавказского аула Кубачи, что в краю дагов и лазгов. Хорошо, что удар был скользящим, иначе пробил бы этот кольчугобой мое плечо насквозь.
— Но рана даже сейчас кровоточит! Тебе обязательно нужен лекарь. Ты, взрослый человек, неужели этого не понимаешь?
— А ты понимаешь, что у меня и у русских сотни тяжелораненых, которым необходима срочная помощь! Срочная! А меня с этой царапиной казаки поднимут на смех. И разве я не сказал, что лучшим для меня лекарем будешь ты? Только из-за такого лекаря я покинул застолье у князя Меншикова и не стал праздновать победу со своими старшинами, что делал всегда. Не веришь? Сейчас докажу...
Скоропадский подхватил Марысю на руки, посадил себе на колени. Принялся целовать вначале в губы, затем все ниже, пока не добрался до грудей. Но когда его рука скользнула Марысе под подол платья, она соскочила на пол, опасливо покосилась на дверь.
— В доме полно джур, а двери такие, что из-за них каждый шорох слышен. К тому же ты ранен и потерял много крови.
Скоропадский рассмеялся.
— Думаешь, джуры не знают, чем мы с тобой наедине занимаемся? Уверяю, никто из них не считает, что мы друг дружке псалтырь читаем. Потом, джурам сейчас не до нас: по дороге сюда от князя Меншикова они отловили в лесу четырех удравших от русских девок и притащили с собой. Девки молодые, статные, хороши собой, так что хлопцы будут тешиться с ними, покуда не надоест. А рана... Какая это рана, если я на ногах и уже позабыл о ней. Смотри...