И грянул гром (Раскаты грома)
Шрифт:
— Давай перейдем и займем хорошие места с другой стороны! — крикнул Соул откуда-то сзади.
— Давай, — согласился Син, и они побежали первыми по мосту, за ними следовал Ачесон.
Пули оставляли яркие царапины на покрашенном в серый цвет металле. Ноги несли их сами собой. И вдруг они поняли, что мост кончился. Они перешли мост через Тугелу!
Рядом с дорогой находилась дренажная канава, в которую они запрыгнули. Оба задыхались, Син оглянулся. На мосту столпилось множество людей в форме цвета хаки, но всякое подобие порядка исчезло,
Шедшие сзади развернулись веером, прячась за выступающим берегом, перед ними на мосту происходила настоящая бойня. Сотни людей, проклиная все на свете, бежали, злились, ругались и умирали.
— Скотобойня! — Син потрясенно наблюдал за происходящим.
Мертвые и раненые падали через низкие защитные перила моста, в коричневые воды Тугелы, чтобы немедленно пойти ко дну или постараться выбраться на берег. Но были такие, что шли вперед по мосту и, сойдя на землю, расходились в двух направлениях: к дренажной канаве и под прикрытие нависшего берега.
Темп атаки замедлился. По лицам тех, кто спрыгивал в канаву, Син понял, что они больше не будут воевать. Суровое испытание, выпавшее на их долю, превратило их в уставшую, страшно напуганную толпу. Те, кто был в канаве, даже не пытались связаться с бойцами, что уходили под прикрытие берега. Это было страшно и странно, но люди все шли и шли по мосту. Огонь с позиций буров не замолкал ни на секунду, а проход был затруднен из-за груды тел. И каждой новой группе, переходящей через мост, приходилось карабкаться по ним, оставляя своих убитых и раненых под штормовым дождем пуль.
Реки крови, стекающие по опорам, резко контрастировали с серым цветом моста, а течение уносило вниз шоколадно-коричневые потоки. Шум битвы изредка пронзали крики доведенных до отчаяния людей.
— Держитесь нас.
— Стреляйте по высотам, не дожидаясь команды.
— Санитара-носильщика.
— Билл, где ты был?
— Боже! Боже милосердный!
— Примкнуть штыки!
Кто-то, высунув головы и плечи, стрелял по бурам, кто-то без конца прикладывался к бутылке. У молоденького сержанта заело ружье, и он вполголоса ругался, не поднимая глаз, а рядом с ним, прислонившись к стенке канавы, сидел лейтенант и смотрел, как у него из раны в животе течет кровь.
Син встал, пуля лизнула ему щеку, и тут же где-то в желудке скользкой рептилией свернулся страх. Он выскочил из канавы.
— Пошли! — заорал он и бросился бежать к холмам. Перед ним простирался открытый луг, впереди виднелось заграждение из колючей проволоки, кое-где провисающей на гнилых столбах. Пока Син добирался до него, один из столбов засыпало землей и проволока осела. Он перепрыгнул через нее.
— Никто не идет! — крикнул Соул, и Син остановился.
Разведчики вдвоем были в центре поля боя, и буры палили по ним.
— Побежали, Соул! — завопил Син и снял шляпу. — Вперед, ублюдки! — Он помахал шляпой находящимся в укрытии.
И опять пуля
— Сюда! За нами! Вперед! — Соул не отставал от него. Он приплясывал от восторга и хлопал в ладоши.
— Назад! — донесся до них голос Ачесона. Полковник стоял в дренажной канаве и крутил пальцем у виска. — Назад, Коуртни!
То что атака провалилась, сомнений не было, и Ачесон был прав. Дальнейшее пребывание на открытом месте под пулями было самоубийством. Решительность покинула Сина, в панике он помчался назад, не разбирая пути, всхлипывая, наклонившись вперед, стараясь успеть унести ноги. И вдруг пуля дура ранила Соула прямо в голову, его отбросило вперед, ружье выпало из рук, и, дико крича от боли и удивления, он упал на живот. Син не остановился.
— Син! — Голос Соула доносился откуда-то сзади. — Син! — В крике слышалась такая обреченность, что Син запретил себе думать об этом. Только вперед, к канаве. — Син! Пожалуйста!
Син неуверенно остановился, а пули косили траву у его ног.
«Оставь его! — вопил страх Сина. — Оставь его. Беги. Беги».
Соул полз к нему, по лицу текла кровь, глаза с мольбой смотрели на Сина.
— Син!
«Оставь его. Оставь его».
Но на бледном, залитом кровью лице засветилась надежда, и пальцы все крепче цеплялись за траву.
Это было выше сил.
И Син вернулся, взвалил на плечи Соула и опять пустился что было сил.
Теперь ему казалось, что он бежит уже целую вечность.
— Черт тебя побери! Чтоб тебе провалиться! — Сейчас только ненависть переполняла его душу.
Они добрались до канавы, Син свалил с плеч Соула и откатился. Он лежал на животе, припав лицом к земле, его трясло, как при приступе лихорадки.
Он медленно приходил в себя, пока наконец смог поднять голову.
Соул сидел, прислонившись к стене траншеи, его лицо было перепачкано грязью и кровью.
— Ну, как у нас дела? — Син старался придать бодрость голосу, Соул с грустью посмотрел на него.
Солнце пекло, и Син, открыв флягу, поднес ее к губам Соула. Раненый пил с жадностью, и вода текла с уголков рта на шею и на одежду.
Потом и Син с удовольствием глотнул.
— Как там твоя голова?
Син снял шляпу с головы Соула, и кровь, скопившаяся вокруг ленты, залила тому глаза. Аккуратно раздвинув слипшиеся черные волосы, Син увидел рану.
— С тобой можно сойти с ума! — проворчал он и полез в карман формы Соула за бинтом.
Неожиданная тишина накрыла их обоих, она усиливалась из-за негромких голосов да отдельных выстрелов с холмов.
Сражение кончилось. Наконец-то перебрались через реку, с горечью думал Син. Вопрос в том, как вернуться обратно.
— Как ты себя чувствуешь? — Он намочил носовой платок и вытер грязь и кровь с лица Соула.
— Спасибо, Син. — В глазах Соула стояли слезы. — Спасибо тебе… что вернулся за мной.
— Забудь об этом.
— Я никогда не забуду. Никогда, пока жив.