И короли бессильны...
Шрифт:
— Задирай свою рубаху, ленивая скотина, — приказал Ирсавер. — Буду учить тебя стихосложению.
Казотруэль заорал и попытался убежать. Король кхекнул и умело вытянул его вожжами по спине. — Запоминай! Рифмы чередуются построчно, через строку, или через две строки… Каждая фраза сопровождалась хлестким ударом — не очень сильным, но все равно болезненным.
Когда эльф проснулся, то вполне мог прочитать небольшую лекцию по искусству стихосложения и убийству королей. Активировав кристалл со светлячком, эльф увидел рядом с собой на кровати ремень, который обычно висел в шкафу и надевался крайне редко. Спина горела огнем. Задрав ночную рубаху, Казотруэль вывернул шею и
— Что за дерьмо здесь творится?! — заорал эльф, глядя в потолок. — Ирсавер, ублюдок, чтобы ты утонул в трясине!
Казотруэль долго еще разорялся, оглашая комнату проклятиями в адрес короля.
Сертоний, как истинный маг — исследователь, был уверен, что, как и любое другое ментальное воздействие, загадочное явление, скорее всего, повторится, в виде угасающего магического возмущения, и лег спать пораньше, чтобы прочувствовать природу необычного заклинания как можно полнее. Как часто бывает в жизни, его надежды исполнились наполовину — прочувствовал он только тяжелую руку короля, получив от него полдюжины затрещин во время разучивания той похабной песенки.
Проснувшийся маг по инерции произнес часть припева и замолчал. Потом очень долго тер затылок, костеря про себя тупую венценосную семейку и всех гномов. Когда в голове окончательно прояснилось, Сертоний принял микстуру от головной боли и начал заполнять лабораторный журнал, фиксируя красочность и полную достоверность сна. Скрупулезный маг записал даже текст разученной песенки, чтобы была видна глубина проработки неведомого заклинания. Древний маг воистину достиг невероятных успехов в ментальной магии, раз смог создать столь искусное, подстраивающееся под каждого индивида, магическую структуру. Сертоний откровенно позавидовал знаниям древних и мрачно посмотрел на алеющее небо на востоке. День обещал стать самым неприятным в его жизни.
Повторный приход в гости монарха прочие эркалонцы восприняли куда болезненнее и агрессивнее. Всю ночь столицу сотрясали ругательства, доносящиеся из окон каждого второго дома. Газетчики, которых в этот раз монарх накормил бумагой особенно щедро, верстали срочные номера, не особо церемонясь в выражениях и гипотезах. Моргалик, выхлебавший после сна кувшин воды, чтобы во рту пропал мерзкий вкус бумаги, свалил несчастье, обрушившееся на Эркалон, на криворуких магов — гномов из Миттхельда, припомнив все их поражения от троллей и бессилие подгорных боевых магов. Хозяин и редактор газеты, которому Ирсавер пообещал принести в следующий раз на ужин использованную газету, сгоряча рявкнул:
— Какого Рхыза, Моргалик?! Нюх потерял или бумагу жрать понравилось? Дело в короле, неважно, гномы это сотворили или нет. Пока этого любителя гномов не уберут, можешь забыть о спокойном сне.
Моргалик цинично посмотрел на эльфа.
— Только почему-то на первой полосе печатаем о больном короле, свалившемся от неизвестной болезни.
Редактор скрипнул зубами.
— Мне очень настоятельно посоветовали не ругать короля. Очень, понимаешь? Пообещали, что больше такого не произойдет. Лучшие маги, алхимики и самогонщики сегодня сделают все возможное и невозможное, чтобы этого не было. А болезнь короля придумали, чтобы народ не взбунтовался. Похоже, все к этому и идет. Ты просто подумай о королевских гвардейцах, там одни эльфы. Представляешь, как себя чувствует король, имея за спиной вооруженных воинов, которым он по ночам раздает оплеухи за пьянство и лень?
Моргалик раскрыл
— Интересно, сколько выдержат гвардейцы?
Эльф усмехнулся:
— По слухам, этой ночью гвардейцев начали заменять на наемников — орков, уже решено иметь оркскую гвардию, эти ребята никому не продадутся.
— Значит, мою статью ты оставляешь без изменений? Вчера были виноваты гоблины-самогонщики, сегодня неумехи гномы, а вот завтра очередь все-таки дойдет и до эльфов, — Моргалик мечтательно закатил глаза.
— Не знаю, как ты, а лично я спать следующей ночью не буду, — эльф отпил ядреного оркского «Волкодава». — Ты тоже не спи, иначе рискуешь нажраться не только бумаги. Этот ублюдок вообще не знает границ и стыда.
Сияющий как новенький эркалон, Арзак вплыл в кабинет, держа в руке большой сверток, и так сердечно поздоровался с партнерами, что гному и эльфу, уже приготовившимся сорваться на орке, пришлось ответить без ругани.
Арзак с участием посмотрел на партнеров и надел кастет. Подойдя к стене, он развернул бумагу и извлек картину. Прислонив ее к стене обратной стороной наружу, орк одним ударом вбил в деревянную панель короткий гвоздь, использовав вместо молотка стальной кастет и, убедившись, что гном с эльфом заинтересованно следят за его действиями, быстро развернул картину и повесил ее на гвоздь. За спиной раздались ругательства партнеров.
— Полегче, друзья, картина и впрямь недорогая, зато король на ней выглядит как живой.
На картине в парадном одеянии был запечатлен Ирсавер, грозно сжимающий в правой руке эфес украшенной драгоценными камнями меча. Едва орк отошел в сторону от картины, как мимо него просвистел топорик Гримбольда, точно поразив монарха в лоб.
— Выкини сейчас же этого ублюдка! — заорал Гримбольд. — Ты специально притащил его, чтобы позлить нас?
Орк поднял руки.
— Гримбольд, успокойся, дружище, мне ее подарили на день рождения, только дома некуда ставить. Вот я и подумал, что в кабинете ей самое место.
Эльф, сверкая глазами, молча подошел к картине, вытащил из панели топор и сорвал картину со стены. Развернувшись на месте, Казотруэль метким броском отправил ее в широкое неоткрывающееся окно. Звон битого стекла сменился негодующими криками на улице.
Подойдя к разбитому окну, Арзак увидел городских стражников. Один из них плюнул на портрет и, посмотрев на орка, поднял большой палец. Остальные молча прошлись сапогами по лицу монарха и протопали вверх по улице.
— Бедный король! — театрально воскликнул Арзак. — Никто его не любит. Буду молить всех степных духов, чтобы бочки кислого вина сегодня вечером вернули ему расположение эркалонцев. Партнеры тяжело посмотрели на кривляющегося орка, но промолчали. Арзак бросил взгляд на обломки стекла и примирительным голосом сообщил:
— Спишем ремонт окна на представительские расходы. Гримбольд, не забудь и про картину, она мне нравилась.
Экстренно созванный Малый Совет больше походил на лазарет. Верховный судья Риор с синяком под глазом и оборванным ухом больше смахивал на опасного уголовника, чем на хранителя законности в королевстве. Градоначальник Турхель и глава городской стражи Ирбил, судя по перекошенным лицам и выбитым передним зубам, несомненно, состояли в одной банде с судьей. Даже главный казначей Ласкар, получивший ночью от короля удар кулаком в челюсть за транжирство, сидел злой, как ограбленный гном. Больше всего его оскорбило обвинение в транжирстве, в то время как его домочадцы оплачивали даже билеты в королевский театр.