И лед, и пламень
Шрифт:
Я всегда — где бы мы ни играли — чувствовал ваше доброжелательное отношение, вашу веру. Между нами никогда не было недоразумений — никогда, начиная с того памятного матча ЦСКА — «Спартак» в 1969 году, от которого я веду отсчет своей хоккейной карьеры. Когда в тот день А. В. Тарасов поставил меня в состав, даже бывалые армейские игроки восприняли эго недоверчиво: еще ни разу их ворота не защищал мальчишка. А болельщики в меня поверили: каждую мою удачу в том матче, даже самую маленькую, они награждали аплодисментами.
С тех пор у меня установились самые теплые отношения с любителями
Однажды газета «Комсомольская правда» попросила своих читателей высказаться о самых известных советских спортсменах, выразить мнение об их мастерстве, характере. Редакция познакомила меня с теми письмами, которые начинались со слов: «Мой любимый спортсмен — Владислав Третьяк». Их было много, и они действительно напоминали признание в любви. Мне тогда было лет двадцать пять, и, слава богу, хватило ума не утонуть в этом потоке похвал, отнестись к ним как к авансу, выданному в счет будущих успехов.
Глубоко уважаю истинных ценителей и знатоков спорта. Без них нельзя представить себе наш хоккей. Правда, встречаются среди болельщиков фанатично настроенные люди, которые, не разбираясь в тонкостях игры, не понимая ее красоты, дни напролет проводят за разговорами о «своей» команде, считают и пересчитывают очки и шайбы, перемывают косточки игрокам. Как убоги эти разговоры! И как хорошо, что таких «болельщиков» у нас меньшинство. Если они и бывают заметны, то не числом, а своей крикливостью и распущенностью.
Мне рассказывали, что, когда в Праге проходил решающий матч первенства мира и Европы 1978 года, в московских аэропортах были задержаны вылеты нескольких рейсов: все пассажиры столпились у телевизоров, и никакие объявления, призывы, уговоры не могли заставить их пройти на посадку. После этого матча, закончившегося нашей победой, мы получили тысячи телеграмм. Ведь то была победа, по которой особенно соскучились, которую особенно ждали. До этого два года подряд — в Польше и Австрии — мы проигрывали чемпионат. Нас крепко поругивали тогда, но главное было другое: в нас верили. А когда в тебя верят, горы можно свернуть.
Как офицеру, члену армейского спортивного клуба с 20-летним стажем, мне доставляют особую радость встречи с воинами. На них бывает какая-то очень уж теплая, доверительная атмосфера. Здесь все — твои болельщики, твои заочные друзья. Чувствуешь, что зал излучает импульсы дружелюбия, признательности, неподдельного интереса. Люди слушают затаив дыхание, ловят каждое слово. А потом сотни рук тянутся за автографами, и встреча кончается только тогда, когда я удовлетворю все просьбы.
Наши армейские болельщики не столь темпераментны, как, скажем, поклонники другого популярного столичного клуба, но зато они имеют куда более значительные достоинства, и главное — умение разглядеть в хоккее
Одним из таких людей был Герой Советского Союза полковник Василий Архипович Гелета. Летчик, фронтовик, он самозабвенно любил хоккей и часто бывал на матчах. Мы познакомились еще на заре моей вратарской карьеры. Какой человек! Бывая у него дома, я с глубоким волнением рассматривал боевые награды Василия Архиповича — ордена, медали, расспрашивал его о войне, о воздушных боях. Еще тогда я глубоко осознал одну святую истину: мы все в неоплатном долгу у тех, кто отстоял свободу Родины. Они ценой собственной крови подарили нам эту прекрасную жизнь. Сегодня мы играем в хоккей потому, что сорок лет назад они дошли до Берлина.
Есть у меня и еще одна причина относиться к полковнику В. А. Гелете с особым чувством. Сугубо, так сказать, личного свойства. В 1972 году он познакомил меня с девушкой, своей соседкой. Ухаживал я за ней недолго: ровно через месяц Таня стала моей женой.
Василия Архиповича уже нет, он не дожил до моего прощального матча. Но по-прежнему я часто бываю в его доме. С трепетом беру в руки фронтовые награды. И это тоже делает меня сильнее.
Кубок Канады
Начался сезон в том году необыкновенно рано — уже в сентябре от нас требовалось показать свою лучшую форму, потому что сборной СССР предстояло участвовать во втором розыгрыше Кубка Канады.
Незадолго до отлета за океан сыграли два матча со шведской сборной, усиленной такими выдающимися мастерами, как Сальминг, Хедберг, Нильсон. Трибуны были переполнены: соскучились шведы по своим «звездам», «гастролирующим» в составах североамериканских профессиональных клубов. Играли на укороченных площадках — таких, какие приняты в Канаде. Привыкали. Оба матча мы выиграли, а затем, также дважды, в спарринг-поединках одолели и финнов.
Пока летели в Монреаль, я вспоминал все, что было связано с первым турниром Кубка Канады, состоявшимся в 1976 году, и вообще с североамериканскими профессионалами.
Я был младенцем, когда советские хоккеисты впервые отправились за океан. Из рассказов А. В. Тарасова знаю, как настороженно принимали их тогда в Канаде и США. Какие нелепые и глупые вопросы о лаптях и медведях задавали североамериканцы нашим ребятам! Некоторые специально подходили их потрогать, чтобы убедиться, что русские сделаны из того же теста.
А вспомните осеннюю Москву 1972 года. Взбудораженные москвичи толпятся у выхода из Дворца спорта в Лужниках, сутки напролет дежурят у подъезда гостиницы «Интурист» на улице Горького. Караулят канадских профессионалов. Завидев их, тянутся за автографами, рассматривают гостей во все глаза. Фамилии игроков произносят с огромным почтением — каждый из них для московского болельщика окружен ореолом легенд, где не поймешь, что правда, что вымысел. Вся жизнь крутится вокруг шайбы. Попасть на матч почти так же трудно, как добиться зачисления в отряд космонавтов.