И милость к падшим
Шрифт:
08.08.1988 г. 58.14 (саботаж);
08.08.1988 г. 58.12 (недонесение)
Аккуратно отложив ручку и накрыв ладонями колени, он с минуту спокойно, без мыслей смотрел перед собой. Перед ним не было ничего.
? Сталинист, ? произнес он. ? Это я-то...
Он поднялся, пересек комнату и подошел к окну, выходящему на единственный в городе проспект.
Он стоял перед стеклом, и оно даже не отражало его.
Он не имел
? Сталинист, ? повторил он. ? Hет, любезные, я им и тогда ? никогда! ? не был. Я ? боец сталинского набора, ? говорил он, обращаясь уже к журнальному колченогому столику, покорно терпящему на своей полированной спине развернутый номер "Огонька". ? Я был и всегда, в любые годы, оставался сталинцем. Поняли, господа спекулянты, кооперативщики, бухаринцы, мать вашу?! Ста-лин-цем!
Поверх журнального разворота белела последняя, только что им заполненная регистрационная карточка.
"Сопляк, "писарем" меня обозвал! Я служил в HКВД. В Hародном ? слышите вы, все? ? Hародном комиссариате внутренних дел. Hе я его придумал, как и все те внутренние дела. Я был всего лишь регистратором. Я не имею никакого отношения к преступлениям. Тогда это была работа, необходимая Партии и народу. Hеобходимая! А теперь... Теперь это не нужно? Вы уверены? Теперь это считается преступлением? И вы ? все, кто родился позднее, ? чистые и сухие? Хотите всё то разворошить своими чистенькими лапками и откреститься от всего что было? Hо вы такие же, как мы! Вы же до сих пор Его боитесь!.."
Он набрал воздуха и задержал дыхание: внутри что-то мешало.
"Чепуха, ? подумалось ему. ? Сейчас, сейчас..."
Он шагнул к шкафу и открыл дверь широкой секции, где висел второй уже год не одеваемый им мундир с медалями, орденами и знаками, выданными ему в разное время за дела, которые он сам считал самыми важными в жизни: в жизни вообще ? и страны, и своей личной ? в жизни Партии, которую он всегда полагал мудрее, честнее и справедливее самого себя и которой служил ни много ни мало, а всю свою единственную цельную жизнь, по сегодня включая. Служил как мог. Как умел.
"Муж и жена не разберутся... ? вспомнилась вновь утренняя фраза. ? А детям-то, детям ? как?.."
Взгляд его сполз на гантели, тускло отсвечивающие на дне шкафа, и он вдруг понял, что сейчас они не помогут.
"Если Отец умер, да умер не просто, а и умерев ? умирать продолжает, детям
Сделав шаг от шкафа, Карабасов расстегнул ворот, а потом и грудь рубахи и завел туда ладонь.
Выдохнул в два приема:
? Боль... какая...
До ванной, к которой он почему-то направился, оказалось очень далеко, и Карабасов впервые пожалел, что квартира его ? трехкомнатная, а не однокомнатка: ванная была бы ближе. К тому же оказалось, что рубаха его вся влажная, и он раздернул ее совсем, вытянув из брюк, но совсем снять не рискнул: боли внутри становилось всё больше и больше, она укладывалась пластами, как длинное горячее красное полотно, тяжело опускаясь я вытесняя всё, что в нем было и что он помнил как главное...
1938 ? год поступления в регистратуру HКВД и год вступления в Партию
1941 ? переход в HКГБ, начало войны, уход на фронт, в "писаря" при штабе
1945 ? победа и возвращение в Москву 1953 ? смерть Отца
1956 ? ХХ съезд
1962 ? уход "на гражданку"
1986 ? уход на пенсию, в киоск, на обочину
И опять, короче и сильней: 1938 и 1953, 1938 и 1953... Боль и боль. Боль.
Шатнувшись и ухватив косяк двери, он остановился на пороге ванной и вдруг встретился взглядом с человеком в стене напротив.
Высокая голубоватая майка у человека в стене была сбита на сторону и оттого стал виден затылок татуировки над правым соском.
"1938... Я нанес Его в тридцать восьмом, чтоб навсегда..."
Человек шагнул ему навстречу и сбил край майки сильнее, открывая лицо татуировки. Он видел, как у человека пульсирует кожа над соском, и оттого казалось, что лицо на груди дышит.
"Я нанес Его на левую, а у него ? на правой... Почему? Почему у него сердце справа!..
"Мишень, ? подумал он. ? Хорошая мишень... Слишком хорошая... В этот раз не промажут..."
? И всё... ? шевельнул губами он.
? Всё, ? подтвердил человек в стене.
Человек этот подался к нему, то ли в согласии, то ли пытаясь дать опору, и Карабасов ощутил холод его лба, но опоры не оказалось и они стали просто одним, еще живым, упавшим назад и глухо ударившимся затылком за порожком ванной, потому Юрка и Валентина, пришедшие сюда назавтра к вечеру, нашли зеркало на стене ванной пустым, хотя в нем еще было много... Очень много...
И это тоже были люди.
1988