И на небе есть Крест, или Ловушка для падающей звезды
Шрифт:
Он посмотрел наконец-то и на Колю.
— О! Какой мальчик! Краси-ивый! Любовью не интересуетесь? Нет? Понятно, не наш клиент. Анечка, так я забегу сюда как-нибудь! Я достану денег, обязательно достану! Я отдам! Чао! Пока! Мальчики, я с вами!
Осчастливленный Сашка метнулся к другим трансвеститам. Они перебросились парой фраз и, смеясь, удалились, дробный цокот высоких каблуков по асфальту постепенно затих. Ева стояла, бледная и безмолвная.
— Ну и знакомые у тебя! — усмехнулся Николай Краснов. — Ничего не хочешь рассказать?
Она
— А Фонарин в курсе твоих беспорядочных половых связей? Или это для него будет открытием? Хотя да! Я совсем забыл! Раз он тебя в детприемнике подобрал, то наверняка…
Она не ударила, нет. Как кошка, кинулась царапать ему лицо. Слов у Евы по-прежнему не нашлось, одни нечленораздельные звуки. Он отбивался, пытался ухватить ее за руки. На них начинали обращать внимание, еще немного, и стали бы узнавать. Какая сенсация! Только папарацци ему не хватало!
— Психованная! Бешеная! Да наплевать мне на твоих знакомых! Уймись! Ева! Только не на улице!
За все время их знакомства Ева сорвалась в первый раз. Ему всегда казалось, что жена принимает успокоительные таблетки. В тумбочке в их спальне стояли какие-то бесчисленные пузырьки, но Краснов в лекарствах не разбирался. Он догадывался, что это неспроста. Она на наркотиках сидит, на психотропных препаратах. И вот, надо же! Самая настоящая истерика, даже лекарство не помогло! Наконец Ева ослабла и дала утащить себя в тень к палаткам, за которыми располагалась автостоянка.
— Ну, все! Все уже. Уймись. Ева? Ты меня слышишь?
Она всхлипнула и стала вытирать лицо. Он был в недоумении. Подумаешь, какой-то трансвестит выклянчил денег на наркотики! Стоило так расстраиваться! Кого волнует ее прошлое? Прессу? Так они, что могли, уже насочинили. Ее объявляли и наркоманкой, и лесбиянкой, и женщиной-вамп, разбивающей мужские сердца. Напишут еще какую-нибудь гадость, так ей поверят, как и всему прочему, ровно наполовину. Ей эта случайная встреча ничем не грозит. Чего она так распсиховалась-то?
Ева молча достала ключи и пошла к своей машине. Он огляделся: серебристой «немки» нигде не видно. Значит, самозванец уехал. Бывшая жена открыла дверцу: садись. Он тоже молча полез в машину. Сел и повернулся к ней:
— Ты извини меня, а? Если ты боишься мне что-то рассказать, то это зря. Все равно ничего уже не изменится. Мы разошлись, и будь у тебя другое прошлое, это не повлияло бы на… наши отношения. Я не знаю, что у тебя там было, просто подумал: может, тебе помощь нужна? Что-то же я могу для тебя сделать?
Она отрицательно покачала головой.
— Да я все забыл уже, Ева. Считай, что забыл. Не было этого парнишки. Хотя мне, конечно, хочется спросить… Впрочем, мало кому из нас нравится собственное имя. Ева так Ева. Поехали, что ли?
…Уже возле дома ему вдруг стало ее пронзительно жалко. Если она своим телом на жизнь зарабатывала, да еще с этими… Да, нелегкая у девочки судьба.
— Послушай, я передумал насчет кофе, —
Она вздрогнула и вся словно сжалась.
— Ну, вот видишь, я угадал. Тогда пошли?
Он обнял Еву за плечи и повел к подъезду. Было темно, город, как в льняные простыни, завернулся в прохладную майскую ночь. Девчонки разошлись по домам, только возле гаражей кто-то шатался. Какой-то одиночка. То ли подвыпивший жилец, то ли настойчивый поклонник, решивший до конца проследить путь своего кумира. Кто разберет в темноте?
Николай Краснов ехал в лифте и понимал, что все равно поговорит с Фонариным. И о Еве тоже. И парнишку того забывать не стоит. Самозванца.
Разговор с Фонариным вышел вязким, неприятным. В огромном загородном доме было пусто, тихо, хозяин не ждал гостей, но Николая Краснова принял. Солист группы «Игра воображения» был одним из самых выгодных фонаринских капиталовложений. Виктор Петрович оказался прекрасно осведомлен обо всем, что произошло возле ресторана «Эридан». Похоже, с ним Ева все-таки разговаривала или просто отчитывалась за свои поступки.
— Почему? — грустно спросил у Фонарина Николай Краснов.
— Что — почему? — Они расположились в гостиной, огромной комнате с высоким лепным потолком, где, согласно моде, был сложен камин. В этот холодный день в первых числах мая его тепло оказалось весьма кстати, так же как и подогретое вино.
— Она живет здесь? Почему? — повторил свой вопрос Коля Краснов, принимая из рук хозяина стакан с глинтвейном.
— Места много, а?
— Я серьезно.
— И я серьезно. Слушай, тот мальчишка… Он обознался. В голову не бери.
— Мне так не показалось. С чего бы Ева стала давать деньги незнакомому гею?
— Она такая. Чувствительная.
— Я же видел ее паспорт, Виктор Петрович. Никакая она не Ева.
— Ну и что? Не понравилось, как ее родители назвали, придумала себе другое имя. Мало женщин так поступает? Назовется Анжелиной, а на самом деле Машка или Дашка. Особенно если карьеру делает в шоу-бизнесе. Там вообще псевдонимы берут через одного.
— Допустим. Но почему она молчит?
— Характер такой. Думаешь, я от нее много слов слышал?
— Но ведь это вы подобрали ее в…
— Кто тебе сказал? — вздрогнул Фонарин.
— Да ведь слухи-то все равно идут!
— Вот именно: слухи. А про тебя написали, что пластическую операцию сделал. Что ж, поверить? А?
— Так ведь это вы же заказали статью! — не выдержал Коля. — Это вы мне жизнь испортили!
— А ты не лезь куда не надо! Я тебе девочку доверил, думал, оценишь.
— Я не могу жить с человеком, который молча страдает по непонятной мне причине и из-за этого ни любить нормально, ни жить нормально не может!