И на земле и над землей
Шрифт:
Тут и нужные слова скажутся, а то и песня споется. Если хочешь хорошего урожая, спой славы Сурье и Перуну. Не забудь жизнь дарующую Живу. Без ее пригляда ничто не растет, не плодоносит. Скажи ей от сердца идущие слова. Как родной матери, что дала тебе жизнь. Вот так…
Чтобы рассеянные зерна не остались лежать поверху и не были склеваны птицами, их нужно похоронить. Только после похорон они могут воскреснуть, ожить для новой жизни сами и дать жизнь новому семени, которому придет и его срок.
Ну вот, теперь опять вола — в ярмо, борону — в поле. К вечернему
Побывав в мовнице и омыв натруженные тела, все собрались у стола к вечерней трапезе. Сегодня снедь показалась особенно вкусной, сурица — особенно сладкой, а славы, пропетые богам, особенно дружными и сердечными.
Такое большое дело свершили, — радовались и обнимали друг друга. И как раз вовремя, как Яр-бог велел. Теперь и Яров день, весенний праздник земледельцев-огнищан, сыграть можно. К концу седьмицы и другие закончат свои полевые работы, тогда смогут собраться все. Этот праздник, от начала веков любимый русичами, поможет им и в это трудное время.
В назначенный день семья Ягилы поднялась чуть свет. Брату Добрецу он поручил сходить к Тавру и добыть для общей трапезы горного барана, Благе — еще раз обойти родовичей с приглашением на праздник. Да чтобы те, в свою очередь, не забыли кликнуть и соседние роды, ведь уже который год Священная роща и помолье у них общие.
Сам занялся конем.
Ни у кого в роду нет такого хорошего белого коня, как у него. Именно белого, ибо Ярила может прибыть только на таком. Сам собой он молодой, суражий, то есть красивый, мужчина, скорее всего еще не женатый и оттого особенно неистовый в своих весенних чувствах. В одной руке он держит зеленую ветвь, в другой — пучок спелых колосьев. Горящие глаза его должны воспламенять любовью сердца молодых. Пусть присмотрятся друг к другу, чтобы, когда придут Лада со своей дочкой Лелей, у них было готово решение создать семью, а богини Рожаницы освятят ее и благословят продолжение и процветание рода.
Семья у русичей — дело серьезное и святое. Создать ее без согласия рода и воли богов невозможно.
А заняться конем было необходимо. За время весенних работ тот заметно потерял прежнюю бодрость, запылился, загрязнил копыта землей и глиной. Хвост и грива, такие длинные и густые, требовали крепкого гребня.
Все утро Ягила мыл и чистил любимого коня. Когда вернулась Блага, конь уже стоял под ковровой попоной и добротным седлом, с яркими лентами в хвосте и гриве, с чисто вымытыми копытами.
— Ах, какой же он у нас лепый да суражий! — воскликнула Блага, лаская его голову и лебединую шею. — Кого же мы на него посадим? Кто у нас будет Яром?
Тут и Ягила спохватился.
— И вправду — кого? Кто?
Перебрали всех оставшихся в роду юношей — не нашлось достойного. Из молодых мужчин — тем более: Ярила, их славный Ярун, как-никак, бог. Кто из смертных может сравниться с богом?!
К тому часу вернулся с добычей на плече Добрец. Положил к ногам старшего брата барана, отер с разрумянившегося лица пот и, улыбаясь, спросил:
— Какой еще урок
Ягила похвалил брата и в то же время заметил, как засмотрелась на него Блага.
— Вот его и посадим. Чем не… бог… наш Добрец?
Сказала, смущенно зарделась и поспешно отошла к дворовому столу, готовая к разделке жертвенного барана.
— А и что? — обрадовался Ягила. — Другого такого Ярилу промеж нас не найти. Вот, брат, тебе и урок: будешь сегодня богом. Надо!
Тот не сразу понял, что это всерьез. А когда понял, широко развел руками:
— Ну, раз, говоришь, надо… А кто костры раскладывать да жечь станет? И борцов задорить? И…
— Тут большого уменья не нужно, найдется кто. А вот от борьбы тебе не уйти. И на коне скакать будешь, и в хороводах петь, и через огонь оленем скакать, одним словом сказать, — как и прежде…
К Священной роще, к могучим дубам в три обхвата, к своему помолью потек народ. Перед тем как облачиться в оставшееся от отца Заряна праздничное одеяние волхва, Ягила тщательно омылся, испросил позволения у богов и, малость переждав, пошел туда же.
К нужному часу помолье их заметно преобразилось. Круг в середине уютной поляны чьи-то заботливые руки обновили, каменный алтарь в центре вымыли, сложили на него грудку сухих березовых чурок, запалили костерок. Малость в стороне в большом котле варилось мясо, оттуда уже шел приятный дразнящий дух.
Там же в чистой дубовой бадейке дожидалась своего часа свежеприготовленная праздничная сурица. И всюду — цветы. На изгороди, на нижних сучьях деревьев, на головах у женщин и детей. Какая весна и какой праздник без цветов?
Ягила смотрел вокруг и радовался: кажется, ничего не забыли, успели. А вот людей было мало, заметно меньше, чем в прошлый раз, — на празднике встречи весны, в день весеннего солнцестояния, откуда начинается отсчет дней нового годового круга-кола.
Да, роды сурожских русичей тают на глазах. Сурожское княжество никогда не было большим и сильным. Зажатое между эллинским Боспором, греческим Херсонесом и маленькими осколками когда-то великой Скифии и так же исчезнувшей Готии, оно процветало лишь в союзе с Русколанью. Не стало той, потом могучих антов — и пришли беды на их землю.
Есть еще Киев, но до него далеко. Да и он теперь не в силе, сам данник Хазарского каганата. Далеко-далеко на полуночи уж не один век существуют Ладога, Новгород и другие города словен, на западе солнца — от холодного Венедского моря до теплых полуденных морей и от жмуди до франков — расселось множество славянских княжеств, но о них вестей почти нет. Вот и приходится бедовать одним.
Подошли несколько старцев, встали рядом. Взгляд Ягилы потеплел, но был все так же печален: как мало их осталось. Пора было начинать, и он подошел к алтарю. Простер руки над огнем, испросил позволения у богов, принес им жертвы — хлебом, мясом добытого барана, сурицей. Огонь на алтаре вначале ослаб, заметался с полешка на полешко, а затем разгорелся еще пуще. Помолье облегченно вздохнуло — приняли боги их жертвы, благословили праздник.