И небеса пронзит комета

Рой Олег Юрьевич

И вот теперь этот типчик безмятежно прохлаждается на моих глазах в кафе. Разумеется, в том, чтобы посидеть в кафе, нет ничего противозаконного. Но подобные персонажи просто так нигде не появляются.

Взгляд на часы (времени навалом) – и полицейский инстинкт потащил меня в эту кафешку, как на канате. Чем я рискую? Видел он меня всего однажды, и то мельком. Не узнает. Заняв столик неподалеку от «объекта», я заказала безалкогольный разноцветный коктейль – из тех, что обожают экзальтированные богемные дамочки. Я, конечно, вряд ли могу сойти за скучающую

элитную сучку, но если развалиться в кресле и надеть на лицо соответствующее выражение, может, и прокатит.

Кранц был не один. Его визави я тоже знала: бывшая известная балерина, одна из первых женщин, согласившихся изуродовать себя во славу Корпорации. Ее красивое лицо и милая мордашка ее ребенка мелькали теперь в рекламных роликах, на билбордах, баннерах и так далее, сменив первое «лицо» рекламной кампании «Дети-R», девочку лет шести, изображавшуюся под слоганом: «Надин – значит Надежда». А теперь у них: «Вера – ваша Возможность». Креативщики Корпорации поиграли с именем «жертвы» (не могу относиться к этим женщинам иначе как к жертвам). Вера Лабудова.

Кстати, дочь профессора Александра Кмоторовича, о котором Феликс говорит не иначе как с придыханием и закатыванием глаз. Мол, Алекс – гений и все такое. При этом Кмоторович – идейный противник Льва Ройзельмана, а значит Корпорации. А дочка его – пылкая энтузиастка Программы. Вот ведь какая ирония судьбы. Феликс говорит, что у него это в голове не укладывается. Но он просто не знает женщин, не понимает, каким страстным может быть желание иметь детей. Положим, я страсти к продолжению рода тоже пока не испытываю, но понять могу.

Вера эта – настоящая красотка, мужики шеи сворачивают. Но отношения у парочки за столиком – не личные, чисто деловые. Ну да, я же ее не только по рекламе знаю. Ее имя – в списке тех самых консультантов-вербовщиков. Но может быть, она и «не при делах», то бишь работает из самых чистых побуждений, не ведая, что творит. Дама, кстати, собирается уходить. Скатертью дорожка. Хотя жаль: ее движение сбило уже готовую сложиться мозаику в моем мозгу.

Ага, а сукин сын сразу решил кому-то позвонить. Интересно…

– Есть один объект, – буркнул он в коммуникатор после краткого приветствия. – Нужна санкция на работу.

Пауза. Слушает ответ собеседника.

– Так и сказал? А мне так не кажется.

Опять пауза.

– Вообще-то в этой ситуации я еще больше рискую. И у нас незакрытая позиция по ноге.

На этот раз собеседник отвечал более пространно. Впрочем, на лице Кранца нарисовалось удовлетворение:

– Я предпочел бы изложить ему это лично.

И тут его брови изумленно поползли вверх:

– Конечно, могу. Где и когда? – Кранц кивнул, словно собеседник мог его видеть. – Хорошо, буду минут через десять.

Спрятал коммуникатор, аккуратно сунул под блюдечко купюру для кельнера, одним глотком допил кофе…

Не став дожидаться окончания действа, я, старательно изображая ленивую походку, вышла. Почему бы не проследить? Дошагав до машины, я повернула

зеркало так, чтобы видеть кафе. Вовремя – мой «объект» как раз вышел и садился в новенький серый «Астон Мартин». Н-да, губа у него не дура. Не «Бентли» или там «Ламборджини», но тоже, гм, достойненько. Интересно, откуда у недавнего бедного аспиранта машинка стоимостью чуть не в полмиллиона? Даже если бедный аспирант работает на Корпорацию.

Я двинула свою скромную железную лошадку за суперскакуном.

14.12.2042. Город.

Набережное шоссе. Ойген

Ждать мне не пришлось. Едва подъехав в условленное место у кинотеатра «Сансетт», я сразу увидел ее. Эдит Герус, сменившая меня на посту координационного директора Корпорации и по совместительству пассия Ройзельмана. Лицо прикрывал капюшон светлого плаща, который она не стала откидывать, даже сев в мою машину. Не то пряталась от кого-то конкретного, не то просто не хотела, чтобы нас видели вместе.

Собственно, понятно почему. Если что-то случится и подоплека моих «специальных операций» всплывет наружу, меня сольют не моргнув и глазом, а Корпорация в целом и эта дамочка персонально останутся во всем белом. Ну что же, значит, надо не допустить такой возможности.

– Ваши люди действуют неосторожно, – заявила Эдит вместо приветствия. – Где вы таких берете?

– Там, где таких можно взять. – Я недоуменно пожал плечами, вливаясь в поток машин. – Конечно, в уголовной среде. Или у вас есть еще какие-то варианты? Может, поискать подходящие кандидатуры в элитных университетах или в духовных семинариях?

– Оставьте вашу иронию при себе, – фыркнула она. – Необходимо, чтобы в каждой группе был хоть кто-то с головой, а не с кочерыжкой вместо нее, – заявила она начальственным тоном.

– Уже сделано, – коротко ответил я. Пусть не считает, что я глупее ее и не додумался до таких простых вещей.

– Что-то незаметно. – Она поморщилась. – И потом, шеф просит снизить частоту акций. Мы слишком привлекаем к себе внимание.

– Снизить – так снизить, – согласился я. – Просто я не вижу пока особой опасности. Хотя в ближайшем будущем вполне можно бросить на съедение полицейским одну из наиболее бесталанных команд.

– Чтобы они вас тут же сдали? – Эдит картинно подняла брови. – Знаете что, Ойген, шеф вообще-то вас ценит и на вас рассчитывает. Ему будет жаль…

– На меня никто не выйдет, – усмехнулся я. – В самом худшем случае, который, к слову, крайне маловероятен, меня сочтут информатором, втемную торговавшим сведениями. Это даже не уголовная статья.

– Ну… если так… Но ведь вы же как-то руководите всеми этими…

– Мы живем в двадцать первом веке, – перебил я ее. – В веке анонимных чатов, электронной почты, скайпа и прокси-серверов. На меня работают два программиста – техник и, скажем так, безопасник. Этих людей мне вполне хватает, чтобы управлять всеми группами.