…И никаких версий. Готовится убийство
Шрифт:
— Во-первых, не нужно говорить неправду. Христофорову и ее дочь Виту вы хорошо знаете. Не так ли?.. Но вернемся к нашим баранам, — продолжил Коваль после короткой паузы. — Итак, кто может подтвердить, что в воскресенье вы были в Одессе?
— Нет, — повторил Потоцкий. — Я свое алиби буду доказывать только после того, как предъявите обвинение.
Секунду они смотрели друг другу в глаза, и за это короткое время Коваль понял, что ошибался в своем подозрении.
«Конечно, — подумал он, — если у него алиби, то еле наметившуюся версию о причастности Потоцкого к гибели Христофоровой следует отбросить. Но неужели он не знает от Виты о смерти и похоронах Килины Сергеевны?
Хотя участие инженера в убийстве портнихи могло быть и не прямым, Дмитрий Иванович понимал, что его предположение дало трещину. Значит, узел еще больше запутывается. Медэксперты до сих пор не пришли к определенному выводу о событиях, предшествовавших гибели Христофоровой. Установлено, что смерть наступила в результате падения и удара головой об отопительную батарею. Но что было причиной падения? Поскользнулась в комнате и сама упала или кто-то толкнул женщину, сбил с ног? Первое предположение не имело достаточных оснований: трудно поверить, что сравнительно молодая, крепкая Килина Сергеевна ни с того ни с сего вдруг упала в комнате. Эпилепсией она не страдала. Правда, ковра на покрытом лаком полу не было, так как сметать мельчайшие лоскутки ткани, обрезки бумаги с пола легче, чем счищать их с ковра. На лоскутках шелка, разбросанных по гладкому паркету, наверное, таки можно поскользнуться. Но все же это не апельсиновые или, скажем, арбузные корки, на которых падение почти неизбежно. За второе предположение говорили странные следы на теле портнихи, как установила экспертиза, прижизненные повреждения, которые появляются, если ущипнуть человека. Кроме того, платье Христофоровой было слегка надорвано на груди, что могло свидетельствовать о борьбе. Но не будет тот же Потоцкий в драке щипать женщину, уж очень это не по-мужски. Кроме того, на полу было найдено несколько выдернутых женских волос, не принадлежавших, как установила экспертиза, погибшей портнихе. Хотя это могла причесываться какая-нибудь из заказчиц…
Да, если и было нападение на Христофорову, то маловероятно, что это совершил инженер, пусть даже у него и не окажется алиби.
А ведь он, Коваль, увидев сейчас сапоги в чемоданах Потоцкого и зная от Струця, что инженер связан с семьей Христофоровой, путем простой логической выкладки соединил звенья в одну цепь: кустарные, но очень изящные сапожки пошиты в Одессе по модели Журавля. Антон Журавель дружил с Христофоровой, и она могла свести Потоцкого с ним и упросить сделать модель для своего одесского приятеля. Что потом, после гибели Журавля, произошло между Килиной Сергеевной и Потоцким, он не знал, но допускал, что подпольный артельщик, побаиваясь разоблачения, готов был пойти на все, лишь бы портниха не разоблачила его.
Теперь эти выкладки Дмитрий Иванович признал беспочвенными. Полковник тяжело вздохнул. И конечно, не потому, что Потоцкий, вероятно, не причастен к убийству и алиби инженера снова поставит розыск в тупик. Ему вдруг показалось, что он, Коваль, вообще не может ни в чем разобраться, что простейшее уголовное дело видится ему невероятно сложным. Наверное, действительно пришло время складывать паруса и двигаться в спокойную гавань заслуженного отдыха.
Майор, почувствовав, что пауза затягивается, уже готов был задать свой вопрос, как Коваль строго сказал Потоцкому:
— Вы уже не впервые отказываетесь от своих друзей. В прошлый раз, когда с вами беседовали здесь, вы заявляли, что не знаете никакого Журавля. А ведь соврали.
В светлые глаза инженера Дмитрию Ивановичу не удалось заглянуть, потому что Потоцкий старался спрятать взгляд.
— За
— К тому же не отдали ему небольших для вас денег, каких-то три сотни! Ведь у вас настоящее производство, хотя и подпольное, и вы много заработали на этой модели. Стыдно, гражданин Потоцкий! Вы же, наверное, считаете себя солидным деловым человеком! — не удержался от злой иронии Коваль. — Кстати, знала ли Килина Сергеевна, для чего вы купили модель у Журавля? — спросил он, пытаясь до конца выяснить причину гибели портнихи.
— Не понимаю вашего вопроса, — мрачно ответил инженер.
— Можно и уточнить: знала ли Христофорова о существовании вашей подпольной артели?
— Я не знаю никакой артели, — зло взглянул Потоцкий на Коваля. — С артелями, по-моему, у нас давно покончено…
Коваль решил больше не мешать майору ОБХСС. Алиби Потоцкого в связи со смертью портнихи, если оно есть, можно установить и потом. Полковник хотел до возвращения в Киев, где ждала дальнейшая работа с Павленко, отозванным из командировки, встретиться с дочерью Килины Сергеевны Витой…
— Поинтересуйтесь, кстати, — посоветовал он майору, — где они доставали фирменные наклейки «Salamander», не морячки ли из загранки привозили?..
С этими словами, кивнув на прощание коллеге, Дмитрий Иванович вышел из кабинета.
Девушка сидела перед полковником в большом мягком кресле и казалась облезлым, одичавшим котенком, забившимся в угол. Это впечатление создавали и не соответствовавшая ее болезненному виду какая-то взъерошенная — Коваль подумал: «сумасшедшая» — прическа, и настороженный блеск глаз. Она была бледной после большой потери крови и не переставая терла пальцы, словно и в теплой комнате они зябли.
Старый, какой-то облезлый снаружи, домик внутри оказался очень уютным. Все в нем говорило о достатке, даже с оттенком излишества. В комнатах стояла резная румынская мебель, в горке красовался фарфор, везде были расставлены старинные статуэтки и цветное стекло, а в обеих комнатах лежали пушистые китайские ковры. Коваль вспомнил спартанскую обстановку киевской квартиры портнихи. Да, действительно, гнездо Христофоровой было здесь.
На пальце левой руки Виты, одетой в простенький, хлопчатобумажный халатик, Дмитрий Иванович заметил гравированное колечко с небольшим брильянтиком, в ушах девушки висели золотые сережки с россыпью осколков драгоценного камня.
Несмотря на то, что Вита неприязненно смотрела на неожиданного визитера, Дмитрию Ивановичу было ее искренне жаль. Он понимал ее состояние и пришел не допрашивать, а узнать о ее жизни и, возможно, помочь осиротевшей девушке.
Коваль объяснил Вите, что привело его к ней, посочувствовал ее горю и, для того чтобы отвлечь от тяжелых мыслей, завел разговор на весьма прозаические темы.
Он расспрашивал Виту, останется ли она теперь в Одессе или переедет к отцу в Кишинев, интересовался ее учебой и только в самом конце беседы затронул больную для нее тему: кто теперь самый близкий ей человек и кто виноват в том, что она попала в больницу? Вита поняла Коваля, заерзала в кресле и устремила на него злой взгляд.