И никто, кроме нас. Спасти адмирала Макарова.
Шрифт:
19 августа 2012 года. Вечер сразу после заката
Тихий океан, точка 40СШ 153ВД, БДК "Николай Вилков".
Алексей Тимохин, 45 лет.
Вышел на палубу, солнце зашло, и небо окончательно почернело. Свет звезд не может пробиться через маскирующее поле. Впереди, по сухопутному, метрах в двухстах, темная громада Адмирала Трибуца. Он идет без огней, в режиме светомаскировки. Как я понял, наш рулевой должен ориентироваться на данные лазерной системы - луч лазера с кормы впереди идущего корабля. За нами следует танкер "Борис Бутома", точно так же держась за нашу корму. Где-то за периметром "купола" за нами наблюдает эскадра, зорко так смотрят, пускай попробуют разглядеть. Парадный ход у нашей группы 14 узлов, это 26 километра в час. Для БПК, БДК и танкера это экономический ход, вот шлепаем потихоньку по Тихому океану, как привидения. Рядом молча курит Пал Палыч, а особист, как в той поговорке,
20 августа 2012 года. Утро, 10-05 по местному времени
Тихий океан, точка 40СШ 159ВД, БДК "Николай Вилков".
Алексей Тимохин, 45 лет.
Утро, жемчужно-серое небо, через которое с трудом пробивается солнце, все это свойства маскирующего поля. С разрешения Василия Ивановича, бегло прокрутил log файл. Изделие всю ночь работало безукоризненно, в чем я убедился. Ни одной красной или даже желтой отметки. Не зря же мы вылизывали его целых шесть лет. Хотя про себя я такого сказать не могу.... Всю ночь снились кошмары, какая та война, я бегу и в кого стреляю, а патронов нет.... Страшно, ощущение обидного бессилия..., в течение дня я подсознательно ожидал, что Изделие даст сбой. Оно, конечно, нормально отработало ночь, но и это уже больше чем остальные испытания вместе взятые. Но к моему удивлению, все было безупречно. Значит, по закону подлости, какая-то гадость будет в самом конце, подумал я, даже не представляя, какого размера окажется эта ГАДОСТЬ.... Вышел на палубу..., а погода то портился все больше и больше, несмотря на отсутствие ветра, море еще только что гладкое, стало похоже на неаккуратно вскопанный огород. У моряков, кажется, такая волна называется зыбь. К туманной дымке на горизонте добавилась стена из туч.
Поднялся в рубку. Командир БДК Ольшанский, глаза красные, не выспавшиеся.... Заметив мое присутствие, он на минуту оторвался от беседы со штурманом, - Впереди циклон. Приказа менять курс, у нас нет. Да и не убежать нам от него. Так что, лезем прямо на грозовой фронт. Ты пойди, пусть твои проверять крепления контейнеров, да задрайку люков.... Будет знатная пляска....
– Так значит это еще цветочки?!
– скатываюсь по трапу в "низы".
– Алла! Егорыча, Петровича - бегом проверить крепления контейнеров, что разболталось - подтянуть....
Врываюсь в выгородку...
– Василий Иванович, на шторм идем, бога ради, пошли своих старшин проверить затяжку кабельных муфт..., может, где что ослабло..., не дай бог хоть один контакт "уйдет".... Кстати, как там у вас?
– Пока норма, поле немного уплотнилось, и потребление энергии поднялось процентов на пять, а так все хорошо, все хорошо.... А ребят я сейчас пошлю, не беспокойся.
А на палубе ветер порывами поет свою заунывную песню и несет мельчайшую водяную пыль, кажется пополам с солью и йодом.... Разом потемнело как ночью, ветер, на ногах не устоять..., куда там редкие подмосковные бури, что деревья ломают и провода ЛЭП гнут. А шторм заходит к нам не прямо с носа, а как бы не с южного траверза. Молния в полнеба и... батюшки-светы... поле наше видно невооруженным глазом, нежным таким розовым светом.... Светящаяся такая огромная пилоточка, накинутая на корабли..., а передняя кромка жгутом вытягивается в сторону "глаза бури". Несмотря на качку бегом, прыгая через две ступеньки, буквально скатываюсь в трюм. По дороге меня пару раз чувствительно приложило об ограждения трапа. В след мне, из открытого люка, секущие струи ливня и розблески молний. А на сервере творится непойми, что.... Степанов сидит весь бледный.
– Тимохин! Ты где ходил? Тут хрен знает что творится!
Гляжу, аналайзер рисует не пойми что, накопители энергии то опустошаются, то наполняются до упора..., прочие показатели гуляют как хотят и куда хотят.... Дизель-генераторы воют на форсаже....
– Вырубай!
– ору я Степанову, вцепившись рукой в спинку его кресла, палуба под ногами пляшет как взбесившаяся, - вырубай на хрен, а то я за этого гада не отвечаю!
– Не могу без приказа!
– Степанов резко мотает головой, - Будет приказ, только тогда....
Хватаю телефон, - Павел Павлович, из-за этой грозы оборудование может выйти из строя, прошу разрешения на отк...
– в этот момент по кораблю, будто бы врезали огромным молотом.... Вспышка и искры в глазах, потом темнота.... Ничего не чувствую и не вижу в первый момент. Рывком приходит зрение, правда еще не сфокусированное, а затем боль во всем теле. Вот, зрение улучшается, как будто кто резкость наводит. Слышен противный вой пожарной сирены и запах паленой изоляции. Хватаю закрепленный на стене огнетушитель. Из кресла, вяло пытается встать капитан второго ранга Степанов, пытается что-то сказать, но у меня в ушах звенит, и не только сирена. Ничего не могу понять из того что он говорит. Бросаю взгляд на монитор.... Что бы это не было Хьюлетт-Паккардовский сервер, кажется, это пережил..., а вот Туман похоже нет.... Правый каскад сверху наполовину серый, значит там не откликаются даже датчики контроля схемы, а, скорее всего, сигнал на
– Все приехали, амбец!
– дублирую руками, чтобы понял, - Давай тушить эту эту хрень пока не сгорели все, потом будем разбираться, до чего доигрались.
Глава 3. "Один день в тумане"
20 августа 2012 года. Час Ч
где то в Тихом океане, БДК "Николай Вилков".
Павел Павлович Одинцов, 52 года.
Только что корабль мотало на водяных американских горах вверх-вниз, в иллюминатор били косые струи дождя и бело-голубые сполохи молний.... Потом внезапный удар, будто рядом разорвался тяжелый снаряд, палуба с силой бьет в ноги, в глазах мгновенно темнеет, а в ушах слышен бесконечный звон, как после контузии. Понемногу прихожу в себя. Странно, качка почти успокоилась.... В руке трубка переговорного устройства, вешаю ее на рычаг. Сквозь звон в ушах слышен отдаленный вой пожарной сирены. Из иллюминатора в каюту падает косой свет заходящего, или восходящего солнца.... За иллюминатором милейшего вида штилевой океан.... Именно за такие милые улыбки товарищ Магеллан и назвал его Тихим. Какой может быть восход или закат, у нас же было часов одиннадцать утра.... Солнце должно быть почти в зените, если не считать шторма с грозой и сплошной облачности.... Я что, был без сознания до вечера?
– Ага!
– сказал я себе, надсмехаясь, - И стоял около восьми часов у стены без сознания с телефонной трубкой в руках. Бред!
Я с трудом опустился в кресло, болит все тело.... Сто грамм коньяка вернули способность мыслить, куда то исчез и терзающий уши шум. В каюту, по стеночке, вползает Дарья, она одновременно и бледна и зелена.... Чувствуется что у нее сложилась и морская болезнь и контузия от этого странного удара. Вслед за ней ковыляет Вадим, снаряжая свой штатный СР-2 "Вереск". Причем он явно на "автомате, его взгляд еще блуждает, как после пропущенного удара. Все эти дни он был моей тенью, и я даже не замечал его. Вот вы, замечаете свою тень? Если конечно она не путается у вас под ногами. А Вадим, как никто другой, умел не "путаться под ногами". Наливаю им тоже по сто.
– Значит так, товарищи, творится черт знает что, а значит у нас Чрезвычайное положение! Даш!
– в черной сумке пистоль, с патронами, - да где то там ее СР.1 "Вектор" лежит - сама найдешь. Остаешься здесь и охраняешь тыл, ну и если что в резерве. Никому не открывать, даже мне, если постучу. Ты меня знаешь, я всегда без стука вхожу, - я накинул сбрую с плечевой кобурой, - Дарья кивнула, - Ну и умница!
Я повернулся к Вадиму, - Ты как, уже в себе?
– тот тоже сделал головой нечто, похожее на утвердительный жест, - Ладно!
– я снял "Гюрзу" с предохранителя и сунул под мышку, - Пойдешь со мной, будешь прикрывать спину. И помни две вещи: первое - от таких фокусов у некоторых может поехать крыша, и они могут быть опасны, второе - лишних людей у нас здесь нет, и поэтому зря не убивай!
– он только молча кивнул, поняв, что говорю я ему это совершенно серьезно.
Выйдя из каюты, я разрывался между двумя абсолютно равными побуждениями, первое подняться на мостик, и узнать у командира "Вилкова" Ольшанского, что же все таки произошло, второе, спуститься в трюм и понять, отчего же так долго воет сирена.... Победило второе... Ольшанский подождет, и корабль из под нас не убежит. Спускаемся один пролет трапа, второй, третий.... В трюме светопреставление... Огонь, едкий дым не дает нормально дышать, слышно шипение огнетушителей и в воздухе висит сладкая удушливая вонь горящей изоляции. В багровой полутьме мечутся тени в респираторах, поливая горящий контейнер из огнетушителей. Вот двое парней, кажется во флотских робах, сбивают короткими ломиками стальную лицевую панель, и отрывается пещь огненная. Немедленно внутрь контейнера захлестывают несколько порошковых струй, что-то там оглушительно стреляет.... И огненный многоглавый дракон, побежденный новыми Добрынями, блин, Никитичами в самом своем логове, с шипением испускает дух.... Рядом стоит второй контейнер, тоже дымящийся и забрызганный пеной..., понятно, что досталось и ему, хотя гораздо меньше.
– Все понятно, - бормочу я себе под нос, - пошли отсюда Вадим, ясно, что "Тумана" у нас больше нет.... На мостик!
На мостике дурдом продолжился.... Посреди помещения, в луже крови лежало тело рулевого с проломленной головой. А перед зажимающим раненое плечо капитаном второго ранга Ольшанским, беснуется некто в штатском, то ли с ломиком, то ли с обрезком трубы или арматуры.... Ругательства на ломаном русском с кавказским акцентом не оставляют сомнений..., еще один помощничек Тимохина..., не вынесла душа правоверного резкого шока, чем бы он не был вызван.