И один в поле берс
Шрифт:
Когда время действия четвертой стойки Омута силы подошло к концу, и жаберные щели за ушами сомкнулись обратно в обычную кожу, я решил (в ущерб прокачки Выносливости) избавить себя от грядущего болезненного удушья и, сохранив благоприятное впечатление от беззаботного подводного барахтанья, прямо их подводья хранилища шагнуть сразу в реальный мир.
— Вот дерь-ми-щщще! — брезгливо отфыркиваясь и отплевываясь, пропыхтел через мгновенье я, уже сидя задницей в грязной луже, куда меня буквально смыло с алтаря коварно
В предрассветном сумраке по-прежнему облепленные паутиной деревенские дома выглядели фантасмагорической декорацией к фильму ужасов. А вот на единственной деревенской улице паутины за ночь стало, как будто, в разы меньше. Она все еще местами свистала и торчала длинными клочьями и гирляндами с заборов и веток деревьев, но сплошной стены белесого непролазного безобразия нигде уже и в помине не было. И свисающие вдоль улицы остатки паутины теперь больше напоминали без системы развешенное, где придется, на просушку нерадивой хозяйкой постельное белье.
— Муууу!.. — восторженным ревом и приближающимся топотом копыт приветствовал мое возвращение заждавшийся снаружи питомец.
— И я рад тебя… — дальнейшие слова моего ответного приветствия оказались бесцеремонно оборваны длиннющим языком подскочившего пита.
В очередной раз вопиющим образом запрудив свои вонючим «помелом» мне все лицо, питомиц лихо прыснул сгусток слюны в мой приоткрытый рот и, аккуратно тряхнув моей головой, вынудил тут же эту гадость проглотить.
— Тьфу! Зараза! Какого хрена ты вытворяешь?! — отчаянно заорал я, отталкивая вонючий язык и вскакивая на ноги.
— Муууу!.. — укоризненно попенял мне рогатый громила, отскочив, от греха, в сторону.
— Я те дам му!.. Тьфу, блин!.. Ну-ка сюда иди, дрянь такая!
— Муууу!..
— Да не буду я тебя бить!.. Тьфу, блин! Гадость!.. Просто разобраться раз и навсегда хочу, чтобы впредь такого больше не…
— Муууу!..
— Че-че?! Я разрешил?.. Да ты совсем страх потерял, благодетель недоделанный?!
— Муууу!..
— Не гони! В прошлый раз я чуть не помер, когда ты мне вот так же… — на сей раз договорить не дали загоревшиеся вдруг перед глазами строки системного лога:
Внимание! За поглощение вами вытяжки из шлусера, вам начисляется: +1 к параметру Ловкость, и дополнительно предлагается к освоению техника Рывок батута.
Офигеть! Снова собранная питом вытяжка сработала. Да еще как! Помимо роста параметра, бонусом прилетела даже новая техника! — и мне просто до дрожи захотелось вернуться тут же обратно в хранилище и, отложив на часик поход к следующему алтарю, сперва плотно заняться изучением щедрого подгона. Но, увы, блокировку на повторное посещение хранилища никто не отменял. — Чертов откат! Блин, да мне хотя бы узнать, че собой представляет этот загадочный Рывок батута. Теперь же от любопытства подохну нафиг!..
— Муууу?.. — из навеянной щедрой системной плюшкой задумчивости меня вывел обеспокоенный рев грома-быка.
— Братан! Иди ж скорей ко мне!
Но озадаченный такой резкой переменой настроения хозяина Зараза, на всякий пожарный, предпочел попятиться назад.
— Ну и хрен с тобой, образина бестолковая, — фыркнул я и, отвернувшись от пита, направился к останкам растоптанного за ночь грома-быком панциря шлусера, на ходу призывая из пространственного кармана контейнер…
Увы, чуда не произошло. И выплеснутый на останки стража «кисель», не изменив начального мышиного цвета, без ценного мутагена втянулся обратно в «дуло» контейнера. Приключившемуся фиаско имелось сразу два логичных объяснения. Во-первых, с момента гибели стража прошла целая ночь, и за это достаточно продолжительное время из старого трупа мутаген мог попросту без остатка выветриться. Во-вторых, страстное желание Заразы лакомиться свежими трупами тварей, наверняка, напрямую было связано с поглощением, при этом, питом чужого мутагена. И именно высококачественный мутаген стражей позволял Заразе впоследствии вырабатывать из поглощенной биомассы ценную вытяжку для меня. Вывод: львиную долю мутагена из шлусера за ночь стопудово выжрал мой прожорливый грома-бык.
— Муууу?.. — заинтригованный моими манипуляциями над останками стража, Зараза переборол-таки свои опасения и приблизился ко мне.
— Да вот, понимаешь, пытался штуку одну полезную из трупа стража вытянуть. Да не вышло у меня ничего. Слишком долго он уже здесь лежит, — пожаловался я рогатому товарищу и, осененный внезапной идеей, тут же продолжил: — Судя по изрядному сокращению паутины на улице, сдается мне, Зараза, ты за ночь неоднократно отходил от трупа стража. А связано это было, наверняка, с охотой на докучливых детенышей шлусера, которых в домах деревенских расплодилось тьма-тьмущая. Только вот че-то не вижу я тушек перебитых тобой пауков. Колись, обжора: неужто и их всех схомячил?
— Муууу!..
— Тогда веди, хомяк, показывай, где заначку из перебитых мелких тварей оставил.
— Муууу?..
— Не жмоть, бро. Все одно сожрать их уже не успеешь. Мы ща отсюда в рейд к следующему алтарю ломанемся. А по дороге, как обычно, ты до отвала свежатиной обжираться будешь.
— Муууу, — по-деловому мотнул головой грома-бык, указывая направление движения, и первым, торя дорогу через паутину, клоками свисающую еще кое-где вдоль улицы, быстро повел меня к своему схрону.
Глава 11
Глава 11
После своей ночной охоты Зараза не стал заморачиваться с рытьем ямы и складированием туда перебитых паукообразных. Во-первых, потому что его копыта были не очень-то приспособлены под рытье глубоких схронов, а, во-вторых, потому как в обезлюдевшей деревне особливо-то и некому было покуситься на НЗ пита, и утруждать себя рытьем надежного схрона здесь просто не было нужды. Потому питомец поступил предельно просто: тупо выломал рогами дверь вместе с косяком в одном из деревенских домов (полостью зачищенных в процессе ночной охоты от обретающихся внутри паукообразных тварей) и устроил внутри свой склад.