И один в поле воин (Худ. В. Богаткин)
Шрифт:
— Одну минуточку, сейчас, — слышно, как в замке поворачивается ключ, и переводчица, отстранившись, пропускает Лемке в комнату. Он проходит мимо неё, как мимо пустого места. Гольдринг уже пришёл от Лерро и в ожидании Лемке просматривает газеты.
— А наши войска в Арденнах здорово насели на англо-американцев! — восклицает Генрих вместо приветствия. Читали сегодняшние газеты?
— Не успел. Слишком мною работы.
— Такие вещи нельзя пропускать. Их надо читать прежде всего. Они пробуждают энергию. Тем
— Думаю, что наши ФАУ-2 заставят Англию выйти из войны… Но я пришёл поговорить о вещах куда более близких, нежели события в Арденнах.
— Какие же события могут быть офицеру ближе? Конечно, события на фронте.
— Это игра слов, Гольдринг!
— Фон Гольдринг! — поправил Генрих.
— Фон Гольдринг, если вам так хочется… Но я пришёл не ссориться, а поговорить с вами, как офицер с офицером.
— Слушаю вас, герр Лемке.
— Мне кажется, что наши с вами отношения, барон, вредят службе.
— Моей нисколько!
— А моей вредят и очень. Я обращаюсь к вашему чувству ответственности перед фатерландом и фюрером. Мы переживаем слишком тяжёлое время, когда…
— Нельзя ли обойтись без проповеди? Я считаю вас квалифицированным офицером гестапо, но проповедник из вас плохой, герр Лемке. Лемке прикусил губу от обиды.
— Герр фон Гольдринг, я последний раз советую вам опомниться и делаю последнюю попытку договориться. Если наша сегодняшняя беседа не принесёт результатов — я имею в виду положительные результаты, — я буду вынужден обратиться к начальству с жалобой на вас. Предупреждаю об этом честно.
— Это ваше право и обязанность. Но я хотел бы знать, чего вы от меня хотите?
— Согласованности в работе.
— Я тоже хочу этого!
— Не замечал. Ваша личная неприязнь ко мне, хотя я не знаю, что послужило поводом…
— Не знаете? Не прикидывайтесь ягнёнком!
— Меня удивляет ваш тон и непонятные намёки. Может быть, вы объясните в чём дело?
— Даже приведу вещественные доказательства.
Генрих вынул из кармана письмо, полученное от Лорхен неделю назад, и начал читать вслух:
— «Не выдавай меня отцу — я тайком прочитала письмо, которое он прислал маме. Я бы не призналась тебе в этом, если б так не разволновалась. Меня начинает беспокоить эта графиня Мария-Луиза, в замке которой ты живёшь. Отцу пишут, что она молода и красива, тебя видят с нею на прогулках. Должно быть, из-за неё ты так долго не приезжаешь…»
— Как по вашему, Лемке, если б такое письмо я написал вашей жене, вы были бы очень признательны мне? Лемке покраснел.
— Я писал об этом не вашей невесте, а генералу Бертгольду.
— И считаете это достойным офицера?
— Герр Бертгольд вменил мне это в обязанность.
— Итак, вы считаете, что писать доносы… Согласитесь, что иначе,
— Герр Бертгольд, очевидно, неверно понял меня. По-своему расшифровал какую-то неосторожную строчку… И если это приводит к таким недоразумениям, даю слово офицера, что ни слова о вас…
— На слово офицера полагаюсь. Мне скрывать нечего, но слежку за каждым шагом я считаю оскорблением своего достоинства.
— Я вас отлично понимаю и повторяю…
— Ладно, будем считать, что по этому вопросу мы договорились. Теперь о другом… Так чего же вы от меня хотите?
— Полного согласования всех действий и взаимопомощи.
— Конкретно?
— Сегодня ночью я должен отправить батальон бывших итальянских солдат из Кастель ла Фонте в Иврею.
— Когда именно?
— В двадцать два тридцать.
— Что вам для этого нужно?
— Кроме роты чернорубашечников, которую вы обещали, дайте хоть взвод немецких солдат.
— Берите парашютистов.
— Я не доверяю этим балеринам!
— Хорошо, дам взвод немецких егерей.
— Правда, барон? Спасибо! Я думаю — это начало наших новых взаимоотношений, надеюсь, что скоро вы измените мнение и обо мне.
— Вы знаете, как я вам симпатизировал, и если между нами пробежала чёрная кошка, то повинны в этом лишь ваши письма к моему отцу, тестю, называйте его как хотите! Я не потерплю слежки за собой, предупреждаю заранее.
— Обещаю, что её не будет…
— Что ж, тогда мир и согласие!
— Я счастлив, барон, что начал этот разговор и мы смогли договориться. Лемке крепко пожал руку Генриху.
— Командиров я сейчас же пришлю в ваше распоряжение.
— Но ничего не говорите им о задании. Они не должны знать об операции до её начала.
— Понятно.
— А вы не собираетесь принять участие в прогулке на Иврею?
— Это не мой район. К тому же я вечером буду занят.
Не заезжая домой, Генрих прямо из комендатуры поехал к Лерро, разговор с которым так неожиданно прервал Лемке.
— Послушай, Курт, — предупредил его Генрих по дороге, — я обещал синьору Лерро сегодня заночевать у него, ему нездоровится. Но ночью мне могут позвонить, так что ты ложись в кабинете. Если из Ивреи позвонит Лемке, скажешь ему, где я.
— Разве герр Лемке в Ивреи? Я его видел…
— Он сегодня вывозит туда итальянских солдат, тех, которых до сих пор держат в казармах.
— А они не разбегутся?
— Кроме своих эсэсовцев, Лемке выпросил у нас роту чернорубашечников и взвод немецких солдат. — Генрих отвернулся, пряча улыбку. Курт, словно из простого любопытства, несколько раз интересовался судьбой итальянских солдат, и Генрих понимал, что делает он это по поручению Лидии.