И охотник вернулся с холмов
Шрифт:
– Из путеводителя, – объясняет второй. – Подтвердите, мистер, – обращается он к деду.
– Да, все так, – соглашается дед. – Только это не дротик.
– Это вертел для крупной дичи! – тем временем делает открытие первый. – Вон там написано на табличке.
Порой бывает, что кто-то из туристов или постояльцев вызывает у деда какую-то особую симпатию. Тех, кому это удается, он зовет в гости, приводит в жилую часть дома, показывает настоящий «каминный зал» – нашу небольшую гостиную, камин, развалившийся еще в восемнадцатом веке и брутально, без претензий перестроенный в начале двадцатого. Картины на стенах, настоящий портрет Дугласа Алистера (в музее висит копия), библиотеку, витраж с зимородком. Поит чаем или виски на кухне, объясняя, как был устроен очаг и что в нем сохранилось от шестнадцатого века. Где помещалась мойка, куда выходил слив,
– Пули так и остались в перекрытиях, – скажет обязательно. – Они там до сих пор. Так и сидят с того самого времени.
И гость внезапно преисполнится почтения и благоговения.
Оливер, как всегда, первым выскочил из машины, почапал по двору вперевалку, разлаписто, как все лабрадоры. На голову ему сыпал снег, и он потешно встряхивал ушами. От ворот к крыльцу за ним протянулась цепочка глубоких следов. Все уже укрыло снегом – и каменную ограду, и темно-красные кусты барбариса, и лужайку перед домом, и пристройки.
Первым делом я прошел в конюшню. Сейчас там стояли только Боб, Рози и Трикси. Пони, как обычно, бродили где-то, нагуливали животы и шерсть. Боб не соизволил оторвать морду от сена, только покосился. Трикси и Рози потянулись ко мне – Рози даже заржала, а Трикси дала почесать свой бархатный нос. Мне еще много с кем надо было поздороваться здесь, но Боб, Рози и Трикси – вне очереди.
– Мало работы у них сейчас, – вздохнул дед. Он стоял в дверях конюшни за моей спиной.
– Отдохну немного и поработаю.
– Редко ты теперь приезжаешь, Ваджи. Мы с Адамом иногда работаем их, но сам понимаешь.
Адам был дедов секретарь. Позавчера он уехал на каникулы в Стерлинг, где жила его мать.
Мы вернулись в дом. Я знал, что дед просто не показывает вида, хотя ему страшно любопытно, что это такое у меня в чехле от весел. Мне самому было интересно, что он скажет, именно поэтому я и медлил.
Много лет минуло, но да – пули Кэмпбеллов никуда не делись из перекрытий. И все же за время своего существования манор, как и большая часть подобных зданий, претерпел множество изменений. В конце восемнадцатого века узкие окна-бойницы были расширены, внутренняя часть перестроена. В девятнадцатом веке она перестраивалась дважды. В начале двадцатого здесь появились водопровод и электричество, был начат капитальный ремонт, но дело внезапно встало. Первая мировая, кризис, семейные неурядицы – с начала двадцатого века Мак-Грегоры с озера Лох-Фада едва сводили концы с концами. Почти всех слуг пришлось распустить в конце тридцатых годов. Демобилизовавшись после Второй мировой, Малькольм Дуглас, мой прадед, вернулся домой, уволил дворецкого и кухарку и продал всех лошадей, оставил только пони, которые обитали здесь испокон веков и сами умели себя прокормить.
Манор старел, дряхлел и осыпался. Воздух в этих местах сырой, плесень быстро съедает все деревянные части. Манор постоянно требовал ремонта и, соответственно, денег, которых ни у кого не было. К тому времени, когда зашла речь о создании на территории Троссакса Национального парка, состояние манора было плачевным. Мне было восемь, и я хорошо помню, сколько разговоров вели Дуг и Алистер, когда поступило предложение сдать полдома в долгосрочную аренду. Комнаты и без того с пятидесятых годов сдавались постояльцам, но дед сидел в долгах, крыша протекала, обвалилась часть фасада в западном крыле, в том самом, где помещалась частная гостиница, денег на ремонт взять было неоткуда. Выхода, кроме как принять предложение, у Алистера не оставалось, разве что продать все целиком, если найдется охотник купить. К тому же должность директора обещала ему вполне приличную зарплату.
Для меня манор всегда был местом главных приключений, ареной моих воображаемых битв. В те времена каждая палка, которая оказывалась в моей руке, носила имя Ласар Гиал. Бывало, я приезжал в Королевскую Рыбалку на уикенд, садился на кудлатую спину Марсии без всякого седла. Марсия брела вдоль берега, увозя меня в дальнюю даль, а я смотрел по сторонам и сочинял какую-нибудь невероятную ерунду, в которую тут же с восторгом сам начинал верить. Куча возможностей. Собрать плот из досок от поломанного сарая и уплыть в Лориэн [27] . Сидеть у камина с дедом, слушать его байки. Вернуться потом в город и вспоминать туман, стелющийся над безмолвной
27
Лориэн – в трилогии Толкина «Властелин колец» – королевство лесных эльфов к востоку от Мглистых гор.
– Хочу наконец показать тебе эту штуку, – сказал я, когда мы вошли в столовую.
Я положил на стол чехол для весел. Раскрыл его. Развернул кусок брезента и отошел на один шаг, чтобы деду было лучше видно. Сталь клинка чуть отливала тяжелым матовым блеском, дробно преломлявшимся в глубине дола. Навершие сонно подмигивало круглым веком, точно полуприкрытый глаз дракона. Было бы ложью сказать, что я не испытывал трепета в этот момент. Ого. Еще как испытывал.
Дед подошел. Долго и пристально смотрел. Даже вынул очешник из нагрудного кармана и нацепил очки на кончик носа. Он забавно в них выглядел со своей бородой.
– Это же Ласар Гиал, – произнес он наконец и, подняв голову, изумленно уставился на меня поверх очков.
– В точку, – кивнул я.
– Где ты его взял, мальчик?
5 глава
Ночь тиха, ночь свята,
Озарилась высота,
Светлый Ангел летит с небес,
Пастухам он приносит весть:
«Вам родился Христос, вам родился Христос!»
Первым приехал отец Саймон Мак-Ги. Я сидел наверху, в своей комнате, и слышал, как во двор вкатился его опель. Мы с дедом к этому времени расчистили дорогу, но снег все падал и падал. Дед вышел встретить отца Саймона, и я тоже сбежал по лестнице навстречу ему. Священник стоял в прихожей и стряхивал снег с ботинок и с плаща: намело, пока он шел от навеса, где парковался.
Из всех, кого я знаю, отец Мак-Ги – самый классический шотландский горец. Здоровенный старикан с круглой красной рябой рожей – в жизни не догадаетесь, что перед вами католический падре. Его жесткие волосы, темные, густо перемешанные с сединой, никогда не лежат на голове смирно, а он еще и ерошит их постоянно раскрытой ладонью. Пока отец Мак-Ги расспрашивал меня о том о сем: об учебе, о футбольных успехах, – приехали дедовы бывшие однокашники Эрскин и Кавендиш с женами.
Эрскин был странный человечек, небольшого роста, сгорбленный, с очень четкими и правильными, утонченными чертами лица, которое к семидесяти годам состарилось как-то без морщин. У него были крупные уши с длинными мочками и большие, навыкате светло-серые, какие-то женские глаза. В детстве я был уверен, что на самом деле мистер Эндрю Эрскин вовсе не Эрскин, а карлик Снорре [28] , и, если честно, в глубине души продолжаю так считать.
И в этот раз, пожимая его руку, я снова испытал желание наконец спросить что-нибудь вроде «Как дела? Во сколько сегодня закроют холм?» [29] .
28
Карлик Снорре – персонаж шотландской легенды.
29
Согласно легендам, некоторые фейри и ши – волшебные существа Британских островов – живут в холмах. Иногда холм бывает открыт, и тогда простые смертные тоже могут в него попасть, обычно на свою беду.