И охотник вернулся с холмов
Шрифт:
На обратном пути мы с Бобом встретили наших пони – я видел издалека, как лохматый их табунок спускается с берега. Когда мы поравнялись, доминантная кобыла [37] – гнедая Марсия – пристроилась к нам с Бобом, и так, вместе с косяком пони, мы вернулись домой. Пони обросли, точно медведи, шерсть свисала с них клочьями, глаза блестели из-под челок, как из-под копен сена.
Я отвел Боба в конюшню, закрыл леваду за пони и вошел в дом. Зеленая входная дверь была украшена большим венком из веток, сухоцветов и остролиста. Венок привезла Марта. Он был не простой, занятный, я даже остановился, чтобы разглядеть его. Внутри много всего понатыкано, какие-то маленькие деревянные звездочки, крошечные башмачки, домики из бересты, птички,
37
Доминантная кобыла – кобыла-вожак табуна или косяка лошадей.
Хорошо, что дед с отцом с утра основательно протопили дом: я вошел и прямо сразу стал оттаивать.
Гости разъехались. Отец и дед сидели в гостиной в креслах, курили трубки и лениво беседовали. На кухне Эви грохотала противнями. Повар уехал на каникулы. На обед нас ждали остатки вчерашних пирогов – ничего вкуснее я не знаю.
Я постоял у камина, отогревая колени и зад.
– Как прогулялся? – поинтересовался Дуг.
– Отлично. Встретили пони. Они пришли домой вместе с нами. Я им сена навалил в кормушку.
– Хм, – сказал дед.
Я взял свою трубку – отец мне подарил ее полгода назад – и пододвинул стул поближе к огню. Вообще-то я почти не курю. Вот разве что трубку и в хорошей компании. Гостиная в доме Короля-Рыбака как-то особенно располагает.
– А где Марта? – спросил я.
– Легла вздремнуть. Говорит, что после городского воздуха здешний ее усыпляет. Пусть отсыпается.
– Так вы завтра улетаете?
– Самолет ночью, дешевый рейс. Мартины родители встретят нас в аэропорту. А у тебя какие планы? Не жалеешь, что отказался лететь в Италию с нами?
Я щурился на огонь и потихоньку дымил своей трубочкой. Чувствовал себя совсем взрослым. Я видел, что и дед, и отец смотрят на меня и посмеиваются втихую. Возможно, в их глазах я и в самом деле выглядел забавно. Ну вот как Лукас иногда. Ну и пусть.
– Нет. – Я покачал головой. – Я же был в Италии два раза. Да и все равно билетов уже не достать. И что бы тут Алистер делал совсем один? Кто будет отвечать на сайте?
От камина к моему лицу шел живой жар, облако табачного дыма щекотало ноздри. Мне было хорошо. Я получил кучу подарков на Йоль, о них тоже было приятно думать. От отца – новый рюкзак, очень хороший, с кучей разных карманов. Я его долго разглядывал, думал, в каком из карманов какую вещь поселю. Возьму его в Корнуолл. Летом в Норвегию – нет, там нужна штука побольше. От Марты – пару теплых носков и свитер, который сейчас на мне – очень удобный серый рыбацкий свитер с аранами [38] . От деда – альбом о мечах.
38
Араны – узоры на вязаных изделиях. Название произошло от наименования группы островов в западной части Ирландии. Аранский свитер – изначально теплый рыбацкий свитер из овечьей шерсти. Каждый узор имеет свое значение: «волны», «водоросли», «сети» и т. д. Каждому ирландскому клану соответствует свое сочетание узоров.
– Видишь, как я угадал? – сказал он довольным голосом, когда я содрал упаковку с подарка.
В рождественском хлебе, который я преломил с мистером Кокрейном, мне внезапно досталось маленькое колечко с бирюзой – я чуть зуб себе не сломал. А Кокрейну досталась монетка.
– Ваджи женится в наступающем году! – рассмеялась Бренда Кавендиш.
Я примерил колечко на палец, но оно мне даже на первую фалангу мизинца не налезло, все смеялись.
– У тебя же каникулы, – пожал плечами отец. – Ты так и просидишь все праздники в Троссаксе? И на Хогманей [39] не поедешь в Эдинбург?
39
Хогманей (Hogmanay) – новогодние праздники
– Американцы свалят в Стерлинг на Хогманей, – сказал я. – Будут махать огненными шарами. А Адам вернется только второго. Не бросать же деда тут одного. Да и навидался я этого, можно разок пропустить.
– Поезжай в Эдинбург, если хочешь, – хрипло сказал дед. – Что мне этот Новый год? Я спать завалюсь в одиннадцать. И потом, я же не один, тут будет Эви с семьей, а утром приедет отец Мак-Ги. А ты ведь любишь смотреть, как жгут корабль викингов, и вообще все это веселье.
Это правда. Я люблю безумие, которое устраивают в Эдинбурге на Хогманей. Было время, и я мазал морду синим и белым [40] , махал факелом и вместе со всеми орал «Шотландия! Хогманей!». Да вообще-то не так уж и давно, прямо скажем, это время и было. Не далее как в прошлом году. И вчера мне писал Лиам, мой бывший одноклассник, и спрашивал, встречаемся ли мы, как всегда, у памятника Вальтеру Скотту, чтобы идти на парад вместе. Но нет. И не потому, что Хогманей изначально был противопоставлен нашему католическому Йолю. Не такой уж я фанатичный католик, чтобы презирать Хогманей. А просто – ну я уже как-то напрыгался и хочу побыть здесь, в Троссаксе. И деда не хочу оставлять.
40
Синий и белый – цвета шотландского флага.
– Я уеду третьего, – напомнил я. – Я же говорил. Мы с Бармаглотом едем в Корнуолл кататься на сёрфах. А потом я вернусь в Оксфорд.
– Едешь в Корнуолл что делать? – изумился Дуг.
– Ловить волну, – пояснил я. – Ну, сёрфинг.
– В январе?
– Хочу попробовать.
Он смотрел на меня в упор несколько секунд, подняв брови, потом нахмурился, после рассмеялся и сказал:
– Ладно. Уши не застуди. Ну и шею не сверни.
– Постараюсь, пап.
Дуг докурил трубку, выбил ее о каминную решетку и встал с кресла.
– Пойду посмотрю, как там Марта. Не проснулась ли.
Некоторое время я глядел в камин, где в черной глубине возникали, росли и гасли одна за другой гибкие огненные саламандры.
– А что Лукас? – спросил вдруг дед.
– Мы говорили утром по скайпу. Мы с Дугом поздравили их с Рождеством. Лукас строил рожи в камеру. Они все улетают сегодня в Египет на неделю.
– Он не хочет приехать в Королевскую Рыбалку? Он здесь не был три года.
Я молчал. После того как Джоан увезла Лукаса на юг, он в Шотландию приезжал всего-то четыре раза, причем дважды – в не вполне сознательном возрасте. Джоан не слишком нравилось в Эдинбурге, как я понимаю, а отпускать Лукаса одного ей не хотелось. Да и он сам никогда не высказывал такого желания. Наверное, все это можно понять. Не знаю. Я вообще за полную свободу в этом смысле. Может быть, потому, что задумываться о причинах всех этих вещей мне не шибко приятно.
Мне захотелось ответить, что у Лукаса так много уроков, что он, конечно, мечтает приехать, но у него совсем нет времени. Но вместо этого я промямлил:
– Не знаю.
Откровенно говоря, я был почти уверен, что Лукас не хочет ничего подобного, но не мог же я прямо заявить об этом деду.
– Скажи ему, что я жду его в любое время. Пусть он знает. Меня всегда огорчало, что вы, родные братья, живете врозь. Жизнь так распорядилась. Тогда, много лет назад, я был против того, чтобы они разделили вас. Братья должны расти вместе. «Не разлучай их, – сказал я Дугу. – Всегда будь с ними обоими, не оставляй их. Если вы их разделите, одного из них ты точно потеряешь. Пусть лучше оба живут с ней, только не разделяй их». И что же? Он не послушал меня, и получилось, как я говорил.
– Дед…
Он не отозвался, некоторое время хмуро смотрел в камин, потом пробурчал, не глядя на меня:
– Знаешь, Ваджи, я рад, что ты у меня есть.
– Хм. В принципе, я тоже.
Мы сидели молча, покуривали свои трубки и оба смотрели в огонь, как там все меняется, как огонь лижет березовую кору. Дед почесал бороду и вдруг пристально глянул на меня поверх очков.
– Настоящий Мак-Грегор, – сказал он. – Ты. Настоящий. Плоть от плоти. От этих камней и туманов. Корень от корня. Ты думаешь, старик напился виски и пока еще не протрезвел?