И опять я на коне
Шрифт:
Через несколько показавшихся мне долгими минут Биллингсы вошли в библиотеку. Я слышал, как сын что-то сказал отцу, но не понял что. Отец ответил односложно, и тут я уловил конец фразы Биллингса: «…этот чертов детектив».
Не поворачиваясь, я произнес:
– Я же вам говорил, что вы похожи на пациента, пришедшего в офис к доктору и требующего пенициллин.
Я не мог видеть их лиц, но по наступившей внезапно тишине понял, что они от неожиданности потеряли дар речи. Потом Биллингс-отец оторопело произнес:
– Кто это? Что за
– Вы попались и понимаете это, – сказал я. – Теперь давайте поговорим и обсудим, что можно для вас сделать.
Наконец они догадались, откуда шел голос. Сын обежал вокруг стола и стал лицом ко мне.
– Ты, чертов жулик! – закричал он.
Я закурил сигарету.
Молодой Биллингс сделал навстречу мне угрожающий шаг.
– Будь ты проклят, Лэм! Хоть это удовольствие я могу себе позволить. Я собираюсь…
– Подожди, Джон. – Голос отца звучал властно и уверенно.
– Если бы вы, джентльмены, выложили на стол ваши карты и попросили бы помочь отмазаться в деле Бишопа, то мы бы сэкономили массу времени, – заявил я.
Похоже, молодого Биллингса, стоявшего со сжатыми кулаками, будто укололи шилом.
– Что, черт возьми, вы имеете в виду под делом Бишопа? – спросил отец.
– Бишоп исчез, – ответил я. – Ваш сын старался состряпать себе алиби. Для чего? С моей точки зрения, в этом повинен Джордж Бишоп. Что бы вы могли мне сказать по этому поводу?
– Ничего, – ответил молодой Биллингс, придя немного в себя от шока. – Как вы, между прочим, сюда проникли?
– Я просто взял и вошел.
– Как?
– Через черный ход.
– Это неправда! Дверь была на замке.
– Была… но не тогда, когда я входил.
– Джон, пойди проверь, – низким уверенным голосом приказал отец. – Если она открыта, то, ради бога, запри ее. Мы не желаем, чтобы сюда зашел кто-нибудь еще.
– Я знаю, что она заперта, отец, – сказал сын, поколебавшись мгновение.
– Удостоверься в этом сам, – жестко еще раз приказал отец.
Сын прошел через столовую и комнату дворецкого в кухню.
– У него большие неприятности, – констатировал я. – Возможно, я смогу ему помочь, если успею.
Биллингс-старший хотел было мне ответить, но передумал и промолчал. Через минуту вернулся сын.
– Ну что?
– Ключ в дверях, папа. Наверно, я забыл его повернуть, но совершенно точно, я закрывал эту дверь, когда уходили слуги.
– Думаю, нам надо поговорить, Джон, – сказал отец.
– Если бы Лэм не наболтал полиции бог знает чего, то с нами было бы все в порядке, – ответил Джон. – Мы…
– Джон! – резко остановил его старик.
Сын сразу замолчал, – голос отца был похож на удар хлыста. Несколько секунд прошло в молчании. Я продолжал дымить сигаретой. Несмотря на все мои усилия, у меня дрожали руки, но очень хотелось надеяться, что никто этого не заметил. Теперь можно было или утонуть, или выплыть. Если они опять позвонят в полицию, со мной будет кончено. На сей раз это действительно сочтут
– Думаю, Лэм, нам надо кое-что обсудить, – сказал Биллингс-отец, и они с сыном направились в кабинет, оставив меня одного.
Появился большой соблазн встать и уйти. Теперь, когда фишки-ставки были на середине стола, я начал сомневаться, хороши ли у меня карты. Если они все-таки решатся позвонить в полицию, то я окажусь поверженным в прах. Если же этого не сделают, мне придется работать над делом, которое было так ужасно, так безнадежно запутано, что выигрыш можно было оценить как один шанс из тысячи.
В этом удобном кресле – увы – я чувствовал себя как на электрическом стуле. На лбу выступили капли пота, ладони вспотели. Я был зол на себя за то, что не мог держать в узде свою нервную систему, но пот продолжал буквально струиться.
Джон Карвер Биллингс Первый вскоре вернулся и уселся в кресло напротив меня.
– Лэм, – сказал он, – мы готовы вам все рассказать, но нужно заранее обговорить один пункт.
– Что такое?
– Мы бы хотели быть уверены, что активность полиции, поставившей под сомнение алиби моего сына, не является результатом действий вашего агентства. Это так?
– Пора бы вам повзрослеть, – с горечью воскликнул я. – Ваш сын потратил столько усилий и средств, чтобы создать себе это алиби. Но с самого начала оно было прозрачным, как папиросная бумага. Оно бы все равно долго не продержалось. Я-то знал, что оно не продержится. И сыну вашему следовало понимать, что оно не устоит под натиском полиции. Я пытался докопаться до проблемы, зачем ему понадобилось это алиби, и затем предпринять что-нибудь, что его могло бы как-то оградить от дальнейших неприятностей, ни в коем случае не полагаясь на сфабрикованные им факты, – все это, поверьте, было очевидно с самого начала. В результате мне не заплатили пятьсот долларов, выданных нам в качестве компенсации за проделанную работу. Полиция разыскивает Лэма как шантажиста. И вообще, я могу лишиться работы… Моя коллега в бюро, Берта Кул, так напугана, что в любую минуту может расторгнуть наше партнерство: она уже дала поручение банку не оплачивать больше подписанные мною счета… Вот что получилось, и все из-за моего искреннего желания помочь вашему сыну, вместо того чтобы просто тянуть без зазрения совести из него деньги и называть это работой… Ну, мистер, теперь я ответил на ваш вопрос?
Джон Карвер Биллингс-старший с достоинством кивнул.
– Спасибо, мистер Лэм, это безусловно исчерпывающий ответ на мой вопрос.
– Мы с вами потеряли три или четыре дня и, возможно, несколько тысяч долларов наличными. Может быть, теперь пора поговорить серьезно и о деле?
– Что вы знаете о Бишопе? – задал вопрос Биллингс.
– Не много. Скорее всего, то, что печатала пресса: всю информацию я получил из газет.
– В газетах не было упоминания нашего имени в связи с делом Бишопа.