И пели птицы...

Фолкс Себастьян Чарльз

— Хорошо. Что-нибудь расскажу, — Стивен выпустил струю табачного дыма. — Мне любопытно узнать, что будет дальше. Вот ваши канавные крысы ползают под землей по проходам в три фута шириной. А мои солдаты понемногу сходят с ума от обстрела. Командиры наши ни гу-гу, помалкивают. Я сижу здесь, иногда вылезаю, разговариваю с солдатами, выхожу в дозор, и ремень ручного пулемета натирает мне шею. На что все это похоже, никто в Англии не знает. Если бы они там увидели, как живут здесь солдаты, глазам своим не поверили бы. Это не война, это исследование — до каких глубин падения может докатиться человек? И мне очень

интересно увидеть, как далеко мы способны зайти — я хочу узнать это. По-моему, все только-только начинается. Уверен, командование прикажет — и произойдет нечто гораздо худшее, чем то, что мы с вами видели, и сотворено это будет юнцами и взрослыми людьми вроде моего Типпера и вашего Файрбрейса. Предела тому, до чего их можно довести, не существует. Вы смотрите в их лица, когда они отправляются на отдых, и думаете: все, на большее они не способны, что-то в них вот-вот скажет — довольно, это предел. А потом они отсыпаются, набивают животы горячей едой, напиваются спиртным и делают это. Думаю, прежде чем все закончится, они сделают вдесятеро большее, и мне хочется увидеть — до чего они смогут дойти. Если бы не это любопытство, я пошел бы прямым ходом к окопам немцев и позволил им убить меня. Или присобачил бы к голове одну из вон тех гранат и взорвал ее.

— Вы спятили, — сказал Уир. — Неужели вам не хочется, чтобы все закончилось?

— Хочется, конечно. Но раз уж мы зашли так далеко, неплохо было бы понять, зачем это нужно.

Уира снова проняла дрожь — снаряды стали ложиться ближе.

— Это смешанный обстрел. Сначала бьет полевая пушка, потом тяжелая, интервалы составляют…

— Успокойтесь, — сказал Стивен. — Ну что вы себя изводите?

Уир обхватил голову руками:

— Расскажите мне что-нибудь, Рейсфорд. О чем угодно, только не об этой войне. Об Англии, о футболе, о женщинах, о девчонках. О чем хотите.

— О девчонках? Вы подразумеваете солдатских подружек?

— Если угодно.

— Я уже долгое время не вспоминал о женщинах. Постоянный артиллерийский обстрел помогает вернуть мыслям целомудрие. Я перестал думать о них. Женщины — они из другой жизни.

Уир, помолчав недолго, сказал:

— А знаете? У меня никогда не было женщины.

— Что? Никогда? — Стивен вгляделся в Уира, пытаясь понять, не дурачится ли он. — Позвольте, а сколько же вам лет?

— Тридцать два года. Мне хотелось, всегда хотелось, но там, дома, все было по-другому. Родители мои — люди очень строгие. Я назначал свидания паре девушек, но они… ну, им требовалось лишь одно — выскочить замуж. В городе были еще фабричные работницы, однако те надо мной только смеялись.

— И вам охота узнать, на что оно похоже?

— Да, да, конечно. Правда, со временем это приобрело для меня такое значение, стало настолько важным, что теперь я, боюсь, ничего не смогу.

Стивен отметил, что прислушиваться к разрывам снарядов Уир перестал. Просто смотрел, уйдя в свои мысли, на стакан, который сжимал в руках.

— Так почему бы вам не пойти в одно из заведений, которые посещают в деревнях ваши солдаты? Уверен, там непременно найдется достаточно покладистая и не очень дорогая девушка.

— Вы не понимаете, Рейсфорд. Это не так просто. У вас все иначе. Вы, я думаю, обладали сотнями женщин, ведь так?

Стивен покачал головой:

— Боже милостивый, нет,

конечно. У нас в деревне была девочка, которая давала кому ни попадя. С ее помощью лишились невинности все наши мальчишки. Нужно было лишь поднести ей что-нибудь — шоколадку, несколько монет, что угодно. Совсем простушка была, но все мы испытывали к ней благодарность. В конце концов она, разумеется, забеременела, а от кого — бог весть. Скорее всего от какого-то пятнадцатилетнего сопляка.

— И все?

— Нет. Были и другие. Считалось, что мальчики просто обязаны заниматься этим. А то ведь и заболеть недолго. Даже их матери, и те так думали. В этом и состоит разница между линкольнширской деревней и городом вроде… откуда вы родом?

— Лимингтон-Спа.

— Ну правильно! Оплот респектабельности, — Стивен улыбнулся. — Не повезло вам.

— И не говорите.

На Уира напал смех.

— Молодец!

— Вы о чем?

— О вашем смехе.

— Я пьян.

— Это не важно.

Уир налил себе еще виски, пристукнул пальцами по спинке своего стула.

— Да, так насчет ваших женщин, Рейсфорд. Скажите, вы…

— У меня их было немного. Четыре, может быть, пять. И все.

— Не так уж и мало. Скажите, вы любили хотя бы одну из них? Была такая, с кем вы делали это много раз?

— Да, пожалуй, была.

— Только одна?

— Только одна.

— И что же? С ней было не так, как с другими?

— Наверное, не так. Совсем не так. Там смешались самые разные чувства.

— Вы хотите сказать, что вы… любили ее — или что?

— Да, наверное. Тогда я не знал, что со мной происходит. Меня просто тянуло к ней, неодолимо. И остановиться я не мог.

— И что с этой женщиной стало?

— Она ушла.

— Почему?

— Не знаю. Я вернулся домой, а там пусто. Она даже записки не оставила.

— Вы были женаты?

— Нет.

— И что вы сделали?

— Ничего. А что я мог сделать? Не преследовать же ее. Ушла и ушла.

Некоторое время Уир молчал. Потом спросил:

— Но когда… ну, вы понимаете, когда вы были с ней, вы чувствовали что-то другое, не то, что с девчонкой из деревни? Или все то же самое?

— Когда она ушла, я об этом не думал. Это ощущалось скорее как смерть. Ну, представьте себе, вы — ребенок и у вас умирает отец или мать. Или кто-то из них исчезает. — Стивен взглянул Уиру в лицо. — Вы должны испытать это сами. Вот получите отпуск — попробуйте. Хотя женщину, наверное, и здесь можно найти. Надо будет спросить у моих солдат.

— Не говорите глупостей, — отмахнулся Уир. — И все-таки, та женщина. Вы думаете о ней сейчас? Какая-нибудь память о ней у вас сохранилась?

— Да, одно из ее колец. Но я его выбросил.

— И вы не вспоминаете ее, когда лежите здесь ночью и слушаете канонаду?

— Нет. Никогда.

Уир покачал головой:

— Не понимаю. Я бы наверняка вспоминал.

Снаружи на миг наступила тишина. Двое мужчин смотрели друг на друга в тусклом свете, лица у обоих были серые, усталые. Стивен позавидовал невинности, проглядывавшей в открытом лице Уира. Сам он чувствовал, что утратил всякую связь с земным счастьем, какое еще могло бы уцелеть при непрестанном гуле орудий. Седые волосы, появившиеся на его висках и выше, словно напоминали ему: ты изменился, и изменился необратимо.