И придет ночь
Шрифт:
– Хорошо, хорошо! Да, я и правда удерживал эти трубы! А что поделаешь, если эта девка до того опустилась, что торгует подобным хламом! И это моя родная свояченица! Господи, да надо мной все графство со смеха покатывается!
– Все будут гоготать еще громче, если с вами произойдет несчастный случай, дорогой Чарлз. Конфуз, который лишит вас той дряблой части тела, с помощью которой вы намерены этой ночью получить удовольствие в постели с Анжеликой.
Англичанин побледнел.
– Вы... вы не посмеете!
Узкие губы,
– Что ж, давайте проверим, посмею я или нет. Здесь и сейчас.
Миллбэнк стал бледным как полотно.
– Н-нет! Черт бы вас побрал!
– Очень хорошо. Полагаю, теперь вы навсегда забудете дорогу в Лэвиндер-Клоуз.
После небольшой паузы толстяк-баронет покорно кивнул.
– Не слышу.
– Я забуду дорогу к дому этой женщины.
На мгновение глаза разбойника опасно блеснули.
– К дому этой женщины? Про какую это женщину вы говорите, друг мой? Выражайтесь, пожалуйста, яснее, чтобы я вас понял.
Сэр Чарлз, хоть и грубиян, и хвастун, законченным дураком не был.
– В моих визитах ничего такого не было. В конце концов, какое мне до нее дело? – грубовато добавил он. – Ох уж эта сестра моей жены! Вся загвоздка в том, что она... – Прикосновение рапиры к шее привело его в чувство. – В общем, мне до нее нет никакого дела.
– Приятно слышать, – произнес Блэквуд бархатным голосом. – Помните это, Миллбэнк. А то, знаете ли, у меня повсюду уши. Если я обнаружу, что вы нарушили свое обещание...
В полумраке комнаты сверкнула его рапира. На пол упал кусочек белого льна. Там он и остался лежать, дрожа на ветру.
– Думаю, мы отлично поняли друг друга. Не так ли?
– Д-да...
– Ну и прекрасно. А теперь позвольте полюбопытствовать, откуда у вас столько золота?
– Какого еще золота?
Блэквуд вынул из кармана Миллбэнка толстый кошелек и швырнул его на ковер.
– Вот какого.
– Я... я выиграл его в карты. Мне повезло.
– Но вас не было в игорном доме. – Разбойник был непреклонен. – Ни вчера, ни сегодня.
Сэра Чарлза бросило в пот.
– Я играл на деньги с одним своим приятелем.
– Ну да, конечно. – Разбойник снова потянулся к рапире.
Затем он нахмурился. До его слуха донеслись голоса, звучавшие внизу, в холле.
– Ну-ка повернись, – приказал он баронету, с которого градом катил пот.
Ловким движением Блэквуд отрезал лоскут от дамастовых занавесок Анжелики и завязал сэру Чарлзу глаза.
– А теперь считай до пятисот и не двигайся с места. Понял?
– Как тут не понять.
– Рад это слышать. Можешь начинать.
И англичанин стал считать. Голос его при этом дрожал. Подождав немного, Блэквуд проскользнул обратно в альков. Но прежде он облегчил вес кошелька Миллбэнка, битком набитого золотыми соверенами, примерно вполовину. Этим деньгам он сможет найти более достойное применение –
Миллбэнк дошел до тридцати пяти, когда разбойник скрылся в темноте за окном. Когда он досчитал до девяноста, Анжелика распахнула дверь будуара. Она удивленно сложила румяные губки, когда увидела, чем занят сэр Чарлз, и заметила разрезанную занавеску, колышущуюся на ветру.
– Чарлз? Что ты тут делать? И зачем повязка на глаза? Один из твой глупый шутка?
– Анжелика? Посмотри, у меня за спиной никого нет? Есть еще кто-нибудь в комнате?
– Нет, конечно! Только я есть. Но почему...
– Тогда заткнись, черт бы тебя побрал, и сними с меня поскорей эту повязку, – приказал разгневанный Миллбэнк.
– Вот болван, где тебя нелегкая носила? Дураком родился, дураком и помрешь, – констатировал Джонас, взирая на одетую в черное фигуру, которая осторожно прислонилась к двери. – Ну и в какую переделку вы угодили на этот раз, мастер Люк?
– Так, пустяки, Джонас. – Человек в черном слегка пошатывался. – Один из приспешников Карлайла всадил в меня пулю, только и всего. – Нахмурившись, он стащил с себя плащ.
– Господи, второй раз уже! Мальчишка, да ты весь в крови! Что у тебя в башке – мозги или опилки? – Джонас бросился к Люку и успел вовремя подхватить его, иначе бы тот упал. Он со злостью посмотрел на этого сорванца, который вырос у него на глазах. Когда Люку было семь лет, Джонас был назначен его воспитателем. – Не умеешь ты идти на уступки, – пробормотал он, стаскивая с Люка пропитанную кровью льняную рубашку. – Вечно поступаешь по-своему. Одним словом, истинный Деламер, от макушки твоей упрямой башки и до кончиков пальцев.
– Никакой я больше не Деламер, – пробормотала его полубессознательная ноша. – Просто Блэквуд. Чертов разбойник, которого разыскивают от Нориджа и до Ноттингема. Знаешь, я пользуюсь бешеным успехом у леди.
– Как же, у леди. У девиц легкого поведения, вы хотите сказать. Весь в отца. Старый Эндрю тоже был не человек, а порох. До того как встретил вашу матушку, конечно. Уж она-то умела с ним обращаться. Он повиновался каждому ее слову. – При виде рваной раны на плече у Люка старый слуга нахмурился. – Как же мне хочется, чтобы герцогиня сейчас была здесь!
Люк вцепился в запястье Джонаса:
– Не говори им. Пожалуйста. Я убегу, если ты скажешь, и вам меня никогда не найти.
– Прекратите истерику, мастер Люк. От Джонаса Фергюсона они ничего не услышат. По-моему, я уже успел доказать, что умею держать язык за зубами. Но настанет день и они обо всем узнают. И когда придет этот день, я ни за что тебя не покину, мальчик мой. Мне хочется полюбоваться тем, как тебе зададут жару, да так, что только пух и перья полетят!
Люк хотел рассмеяться, но выдавил из себя лишь какой-то неопределенный звук.