И придет волчица…
Шрифт:
– Что-то случилось? – обеспокоенное.
– Нет, ничего.
– Но тогда… – незаконченное, недоверчивое, насквозь пропитанное надеждой.
– Я подумала, что мне, наверное, не нужен повод, чтобы поговорить со своим отцом…
Глава 4
Не знаю, от чего это зависит, но тарские эльфы немного отличаются и от эльфов других миров, и друг от друга. Есть три основных типа внешности, присущие обитателям Лар’эллана. Одни светлокожие, светлоглазые и среброволосые, как Гайли или Аэрталь. Другие – смуглее, со смоляными волосами и черными глазами.
– Тэсс Галла?
– Да.
– Моя госпожа просила передать вам это.
Без дальнейших объяснений он вручил мне объемный конверт и развернулся к калитке.
– Подождите, – окликнула я его. – А кто ваша госпожа?
Эльф обернулся и посмотрел на меня так, словно я сказала какую-то глупость.
– У детей Леса одна госпожа, тэсс.
Странности не желали заканчиваться. Аэрталь? Почему-то вспомнились кинофильмы Земли, и я приложила тяжелый плоский сверток к уху – не тикает.
– Что это? – полюбопытствовал Сэллер, когда я вернулась к ним с Илом в гостиную.
– Сейчас узнаем.
К посылке прилагалось короткое письмо на саальге, не вносившее ясности:
«Если у вас есть вопросы, это может стать ответом. Если нет, станет вопросом. Но я не отвечу на него, ибо не знаю большего, чем видят мои глаза и чувствует сердце».
В конверте, завернутый в хрустящую белоснежную бумагу, лежал портрет женщины. Неизвестный художник с фотографической точностью передал черты ее лица… Такие знакомые черты…
Надпись на обороте гласила: «Велерина, год приезда в Лар’эллан. На вечную память».
Иоллар, ничего не говоря, сжал мою руку – узнал, понял.
– Она похожа на тебя, – заметил Сэл.
– Не на меня.
Если бы не одна деталь, сходство было бы полным. Но у меня глаза отца, а женщина с портрета смотрела на меня глазами моей матери.
Да, в какой-то степени это было ответом. Не все, но многое объяснилось: и невозможность уйти с Тара, и то, что Гвейн, старый, скрытный ящер, назвал этот мир моим. И сила, доставшаяся мне именно тут.
«Лишь тому, кто кость мою возьмет, силой этой владеть…»
Не стоит толковать все буквально. Говорят ведь: кровь от крови, кость от кости.
– Боги пресветлые, неужели это никогда не кончится? – простонала я, прижимаясь к груди мужа. – Неужели нет четко установленного лимита пророчеств на одного человека?
– Ты не человек, родная. – Ил коснулся губами моего лба. – Для тебя лимиты не предусмотрены.
Аэрталь ничего не делает без причин.
Сейчас она ждала моего хода. Ждала, что вопреки предупреждению я приду за ответами. Я, молодая и, несмотря на годы войны, неопытная человеческая женщина, прапраправнучка великой Велерины, по воле случая отхватившая изрядный кус бабушкиной силы. Но я дочь Хранителя врат и той, что появилась на свет в лаборатории дракона-экспериментатора, знаю, что совсем другие узы связывают меня с величайшей чародейкой Тара, и не королева ответит на мои вопросы, потому что она на самом
Однако и с ней мне есть о чем поговорить. В данной ситуации лучше сразу расставить все точки.
Мне повезло, эльфийка еще была в Азгаре. Как я и предполагала, меня проводили к ней без промедлений. Аэрталь приветливо улыбнулась, обдала волной очарования, бессильно разбившейся о мои щиты, и начала с того, как удивилась, увидев живой портрет той, что была когда-то ее ближайшей подругой.
– Простите, ваше величество, – непочтительно оборвала ее я, – давайте начистоту.
Она моргнула несколько раз, изображая непонимание, а потом махнула рукой:
– Давайте.
– Почему вы послали этот портрет мне, а не императору, к примеру?
– Вы так плохо обо мне думаете?
– Я думаю о вас как об умной и расчетливой правительнице. И не понимаю, отчего вы не использовали такой козырь.
– У меня есть копия, – лучезарно улыбнулась она. – Но сейчас это ничего не даст. Истман не поверит на слово, не поверит неизвестно кем и когда сделанным портретам. Да и война империи с Лар’элланом имеет целью не только добычу древних мощей.
– Но усыпальница существует?
– Да. Между землями эльфов и холмами тэвков, в Мертвых пустошах. Но ни нам, ни перерожденным не известно ее точное местонахождение. И императору, думаю, тоже. Разве что Рина явилась к нему во сне и указала путь, в чем я сомневаюсь: она была напрочь лишена чувства юмора.
Зато у ее величества с этим все в порядке: помотать Истмана по лесам Саатара, завести в пустоши, впустить в древний склеп, а потом сказать, что вышла накладка, и отправить его обратно в Восточные земли, в надежде на то, что моя кость уж точно станет ему поперек горла – шутка как раз в духе Аэрталь. Выставить императора идиотом перед подданными и предложить им более подходящего правителя. Впрочем, думаю, мои кости она оставит на самый крайний случай. Как не скажет ничего и своему союзнику Дистену – незачем поднимать шумиху раньше времени.
– Все намного сложнее, Галла, – произнесла она так, словно смогла прочесть мои мысли. – Это не первая война на моем веку, и, когда она закончится, я начну готовиться к следующей. Но есть вещи опаснее войн.
Как ни велико было мое любопытство, что-то подсказывало, что не стоит уточнять, что она имела в виду. Ни к чему мне это, ох ни к чему…
– С кровью вы унаследовали не только дар. Рина всегда была замкнутой. Жизнь не жалела ее, и в вашем возрасте она не доверяла уже никому. Даже в Лесу, среди друзей, так и не оттаяла. Дэрия была открытой девочкой, но с годами стала похожа на мать. И в вас это есть – скрытность, подозрительность. Это наследственные черты, а наследственность, как я вижу, сильна в вашем роду.
– Дэрия – это дочь Велерины?
– Да. Но я мало что могу о ней рассказать. Не знаю, кто был ее отцом, не знаю, что случилось после того, как она ушла из Лар’эллана. На долгие века история вашего рода была скрыта от меня. Может быть, потому, что в нем не рождалось до вас детей, наделенных даром. А может…
Она умолкла, оставив при себе невысказанные предположения. Поглядела на меня долгим, задумчивым взглядом, то ли оценивая, то ли сравнивая с давней подругой. Но выводами тоже не поделилась.