И приходит ночь

Сафт Эллисон

В прошлом месяце пропал сержант Джейкоб Байерс – ее единственный друг помимо Уны. Они спорили из-за обычных вещей: чья очередь покупать ужин, когда они задерживались на работе допоздна, или кто из них подаст документы Уне. А на следующий день он ушел на патрулирование границы с Весрией и Керносом. Благодаря мирному договору предполагалось, что эти миссии были всего лишь формальностью. Он должен был вернуться через неделю.

Но он так и не вернулся.

В самые мрачные моменты Рен жалела, что ее не было с ним. Может быть,

тогда вместо него пропала бы она. Может быть, если бы она что-нибудь увидела – клочок его униформы или нож, забытый в снегу, – она смогла бы оплакать его должным образом. Но она отказывалась верить, что он умер. Пока она не получит ответы, она не сможет попрощаться с ним.

Этот заключенный – этот мальчик – не может ничего сделать, чтобы унять ее боль. С руками и ногами как у жеребенка и сопливым носом, он не выглядел способным даже на мелкую кражу, не говоря уже о похищении.

– А ты в порядке? – спросила Уна, отвлекая ее от размышлений.

«Нет», – хотела ответить Рен, но вместо этого сказала:

– Да.

– В самом деле? – протянула Уна. – Всего минуту назад ты выглядела так, словно хотела задушить меня этими цепями.

– И с какой стати мне это делать? Ты же всегда невероятно любезна.

Уна залилась лающим смехом.

– Теперь я знаю, что у тебя есть план действий. Выкладывай.

Рен подумывала сменить тему: в последние дни так редко можно было добиться улыбки от Уны. Но она должна была обеспечить безопасность мальчика, прежде чем позволить себе расслабиться.

– Позволь мне вылечить его руку. Иначе тебе придется допрашивать труп. У него разовьется некроз еще до того, как мы доберемся до Нокейна.

Сначала Уна никак не отреагировала. Она замерла, и Рен начало казаться, что та не услышала ни одного слова. Но затем Уна молча протянула ей блокнот.

Рен с опаской взялась за край.

– Что это?

– Посмотри сама.

Рен начала листать блокнот. Имена, описания внешности, написанные детскими каракулями, заполняли страницу за страницей. С ужасом она поняла, что знала всех этих людей. Жирные красные метки перечеркивали некоторые из них, но она не могла точно понять их смысл. Может быть, захваченные цели? Но нет – там было имя Байерса, без каких-либо пометок. Буквы стали сливаться из-за слез.

– Что это? – повторила она вопрос, не в силах скрыть нарастающий страх в голосе.

– Список всех солдат, патрулирующих эту часть границы за последний год. Я нашла это в его сумке. Похоже, он записывал потенциальных жертв.

Праведный протест пеплом рассыпался у нее во рту. Ее бросило в дрожь, когда она увидела очертания собственного имени. Решающим ударом стало имя Уны. Нет, этого не может быть.

– Все еще считаешь его невинным ребенком? – спросила Уна.

Прошипев сквозь зубы, Рен вернула ей блокнот. Мурашки от этих проклятых страниц все еще оставались на кончиках пальцев.

– Не

важно, что я думаю. Важно, что он ранен.

– Напротив, очень важно, что ты думаешь. Каждый раз, когда тебе в голову приходит подобная идея, все идет наперекосяк.

– Это не так.

– Тогда позволь напомнить, как ты настояла на том, чтобы остановиться и вылечить солдата во время марша на Донн.

Это было лишним. Тщательное наказание со стороны начальства, а затем и королевы, гарантировало, что она никогда не забудет эту ошибку.

– Или, может быть, тот раз, когда ты хотела спасти бездомную собаку, попавшую под перекрестный огонь?

Теперь Уна была несправедлива. Рен почувствовала, как краснеет.

– Сейчас все по-другому.

– А вот и нет, – отрезала Уна. – Во всяком случае, ты болезненно предсказуема. Ты слишком легко отвлекаешься на чувства и весьма опрометчива. Мне нужно, чтобы ты была рядом, Рен, а королева уволит тебя за еще одно преступление. Его страдания – небольшая цена, которую нужно заплатить, особенно если он приложил руку к поимке Байерса. Он червяк, недостойный твоей жалости. Успокойся.

Но Рен не могла. Она не станет этого делать.

– Она не посмеет. Кто заменит меня?

Уна выглядела так, словно хотела что-то сказать, но сдержалась.

– У нее больше нет такого целителя, как я. Сколько жизней спас разработанный мной антибиотик? Сколько операций я помогла провести на поле битвы?

– Талант нетрудно найти. Все достижения медицины в мире не смогут вечно спасать тебя от нетерпения королевы.

– Зато спасет тот факт, что я лучший целитель в Гвардии.

Рен говорила себе это каждый день, но прямо сейчас она не была уверена, верит ли сама этим словам.

Изабель – или как ее незаконнорожденная племянница должна говорить? «Ее величество»? – до боли ясно дала понять, что еще одна ошибка приведет Рен обратно в Орден Девы. Она выросла в аббатстве, но оно не стало для нее домом. Там Рен была лишь изгнанницей: забытой, нежеланной, бесполезной.

Она никогда больше не хотела себя так чувствовать.

Медицина и магия помогли ей сбежать, но возвращение означало бы, что она действительно такая никчемная, какой ее считает королева. Поэтому она не могла позволить себе оплошать. Даже если их отношение к пленнику было жестоким. Даже если оно было неправильным.

– Лейтенант Сазерленд, – произнесла Уна. Такой дешевый трюк – ссылаться на звание в такое время. – Как твой командир, я несу за тебя ответственность. Твои ошибки – моя вина.

– О, давай обойдемся без этих речей.

– Довольно. – Праведность звенела в голосе Уны, как металл, а каждый слог был острым, как лезвие. – Пока сюда не прибудут остальные, я не дам мальчишке ни малейшей возможности сбежать. Я знаю, что ты считаешь меня жестокой, но он – наша единственная зацепка, чтобы найти Байерса.