И пришел доктор...

Орловский Михаил Сергеевич

Я сидел у себя в лаборатории и изучал двойную репликацию мутированного экзогенного РНК-вируса в симбиозе с инертной палочкой Коха (жутко интересно), подсаженной методом двойного скрещивания к особям искусственно ослабленных вторичным иммунодефицитом с присутствием продромальных явлений, когда распахнулась дверь и в проёме, проигнорировав давно повешенную табличку

СВОИМ ВИЗИТОМ ТЫ МЕШАЕШЬ РАБОЧЕМУ КЛАССУ

показалась другая особь — мой заклятый заместитель командира.

—

Док, у меня ноги зудят, сил нет, — начал зам с порога. — Пропиши недорогую мазь какую-нибудь, — по-свойски попросил он, будто своего старого приятеля.

— Снимайте обувь, ставьте носки к стенке, — сострил я.

Остроту зам не понял: болезнь стояла превыше всего. Он быстро и молча разулся.

Здесь следует заметить, что шутка по поводу носков вылетела не случайно. Дело в том, что у зама носки носили первую категорию свежести. Если Вы не знаете, то таких категорий всего три:

первая — это когда носки стоят у стенки;

вторая — когда они прилипают к стенке;

третья — когда втыкаются в стенку…

Нулевая — у всех нормальных людей.

Бегло осмотрев ноги больного на голову зама, я ужаснулся, насколько они запущены. Не беря во внимание горбушки на пятках, зловонный природный запах от кожи и чёрные разводы от носков, я «восхитился» удивительной длиной и формой ногтевых пластин. Пластины эти были будто северное море: такие же волнистые и шибко зелёные. Кроме того, когда хозяин таких ногтей ходил босиком по полу, то они издавали некое мелодичное звучание «шварк-шварк».

«Интересно, а он их стричь пробовал», подумал я, но вслух пришлось озвучить другое:

— У Вас грибок, товарищ капитан второго ранга. Мицелий уже глубоко пустил свои корни и сильно въелся в толщу кожи, говоря простым языком, — поставил я свой диагноз.

— А вылечить можно? — испуганно прослюнявил зам.

— Вам повезло, — поспешил обрадовать я оппонента. — Есть чудесное средство. Волшебная мазь. Только это не просто волшебная мазь, а оригинальная разработка эзотерических учёных: содержит дополнительный компонент — мочевину. Она так и называется — «ТЕРЕБИНАХФИН с мочевиной», — блеснул я знаниями, записывая на листок сказанное. Про имеющуюся волшебную мазь без мочевины моя светлая персона скромно умолчала. — Таблетки же Вам не положены, поскольку с алкоголем не совместимы, — внёс я некоторые уточнения.

— Спасибо док, — зам засобирался, наспех натягивая носки, точно валенки.

— Только, товарищ капитан второго ранга, мазь мажьте два раза в день, две недели подряд, чтобы мицелий этот изгнать вовсе, — убедительно окончил я.

Хавченко придержался курса терапии, как и положено, в течение двух недель. Для полного истребления грибка, надо отдать ему должное, он мазал не только ноги, и не только два раза в день. Мазь наносилась всюду, где имелся хоть малейший намёк на зуд. Мочевина настолько сильно въелась в его тело, что присутствие замовского духа можно было учуять за версту. За целую настоящую морскую версту.

Медленно, но достаточно уверенно товарища Хамченко стали сторониться все: жена, соседи, коллеги, и даже командир и тот воротил носом, когда волей случай оказывался плотно к заму. Капдва же ничего не чувствовал: его больной организм переполняла радость. Такая светлая, всеобъемлющая радость, что ноги, свои

родные ноги наконец-то больше никто не сверлит: ни грибок, ни его трипроклятый мицелий, никто.

ГЛАВА 77 КОРОТКИЙ ПУТЬ

А вы влезете в наши гробики без диет и аэробики.

Дядя Слава

Ноги зама перестали, конечно, чесаться, хоть и чище от этого не стали. Да и, честно говоря, запах, исходящий от ступней товарища Хавченко, весьма точно передавал то зловоние, что источало от себя Министерство Охраны в целом. Всё потихонечку гнило, и это, в свою очередь, радости никому из нас не доставляло.

Дядя Слава, мой верный друг и товарищ, тоже не прыгал в восторге от запахов, что источал от себя Военный Флот. Не травя свои лёгкие ароматами и долго не думая, он уволился. Опуская весь этот трудоёмкий процесс, начну как раз с того момента, когда в базу пришла долгожданная для него бумажка — приказ об увольнении с моря.

Схватив драгоценный приказик, дядя Слава чуть свет-заря поскакал в базу, с которой он не встречался с момента ухода в госпиталь, за расчётом. Одет наш хирург был, разумеется, не по Уставу: гражданская обувь, тёмно-синие джинсы и серый пуловер не только украшали моего друга, но и круто выделяли из общей толпы морских подводников. Душа пела и внутренности сладостно потрясывались.

С бравадой, придя в штаб дивизии, что располагался в ненавистной базе, дядя Слава с ноги открыл входную дверь. Сделал он это не из-за какой-то злобы на Сооружённые Силы и не от общего невежества, а чисто символически. Можно сказать, что, скорее всего, имел место крик души загнанного зверя (сочетаемый со свободным полётом и размахами крыльев) или, другими словами, выплеск наружу накопившегося отвращения конкретно к тому месту, на котором стоял штаб.

Может быть, если бы штаб стоял в другом месте, то и отвращение у дядя Славы тоже было бы к другому месту. Хотя, не исключён вариант, что отвращения не проявилось бы и вовсе, если бы вышеупомянутый штаб стоял в Питере. Тем не менее, штаб находился в самом что ни на есть Мухосраньске, и крик души моего товарища действительно имел место.

Итак, дядя Слава, хорошо размахнувшись в коленном и тазобедренном суставах, смачно зарядил в дверь ногой и переступил порог штаба. Стоящий на входе дневальный матрос, моргнув бровями, задал один-единственный, возможный в подобной ситуации, вопрос:

— Вы кто?

— Я — уволенный старший лейтенант медицинской службы, — членораздельно произнёс дядя Слава. Произнёс он это так, что слово «уволенный» было сказано громче, нежели остальные слова, с ударением на каждую гласную букву. В подтверждение своих слов мой коллега весело помахал обходным листом, на котором уже виднелись печати с телефонного узла и библиотеки.

— А-а-а, — протянул матрос и тут же полностью потерял всякий интерес к вошедшему медику.

Не успел мой юный друг ступить и двух шагов от потерявшего интерес, как упёрся в командира дивизии — свежевыбритого адмирала. От командира пахло дешёвым одеколоном и кубинскими сигарами, по той же цене. Массивный подбородок выдавал в нём важную личность. Самооценка хозяина подбородка была непоправимо завышена.