И пришёл многоликий...
Шрифт:
Но мало-помалу реальность обнажилась перед ним во всей своей неприглядности. Никто НЕ СОБИРАЛСЯ усиливать планетарную оборону планеты. Более того, судя по тем беспрецедентным усилиям, которые предпринимались инженерными подразделениями для обеспечения скрытности размещения войск, беззащитность Светлой должна была выглядеть просто вызывающей. Какового эффекта в случае усиления системы планетарно-космической обороны достичь было абсолютно невозможно. А это означало, что Великий князь вместе с Генеральным штабом затевают какую-то крупную боевую операцию. И, судя по тому, что на планете лихорадочно закапывалось в землю почти три четверти полевых войск империи, от успеха этой операции зависело очень многое, если не все. Но это также означало и то, что капонир обречен…
К исходу
Спустя полчаса полковник стоял у края посадочного поля, поеживаясь от пронизывающего ветра и изо всех сил борясь с желанием закрыть глаза и заснуть прямо здесь, на шершавом пластобетоне «точки». Курьер был уже над планетой, и вскоре над горизонтом вспыхнула и начала стремительно приближаться ослепительная звезда, а спустя несколько мгновений со стороны звезды донесся гулкий удар. Это означало, что курьер сбавил скорость торможения настолько, что звук наконец сумел обогнать стремительный корабль и радостно возвестить, что до посадки этой неестественно быстрой с точки зрения естественной эволюции штуковины остались считанные минуты.
Когда хищный, вытянутый силуэт курьера на удивление мягко коснулся посадочными опорами ноздреватых плит крошечного посадочного поля, на коменданта пахнуло нестерпимым жаром. При такой скорости прохождения атмосферы температура внешней обшивки курьера, несмотря на все системы сброса тепла, явно перевалила за пятьсот градусов. Но Богуну вдруг почудилось, что этот жар как бы указывает на то, какое пекло вскоре начнется на Светлой, и его прошиб холодный пот.
Несколько минут ничего не происходило, видимо, пилот ждал, пока система сброса тепла остудит обшивку до удобоваримой температуры. И наконец, когда ожидание стало уже нестерпимым, люк курьера медленно распахнулся. Полковник замер. В тускло освещенном проеме люка показалась неясная фигура, затянутая в летный комбинезон. Богун напрягся, уже почти зная, КОГО он увидит, но все еще отказываясь поверить в это, и тут же расслабился. Это оказался пилот. Он подошел к коменданту, подчеркнуто строго отдал честь, что было для этой братии вовсе не характерно, и, нервно облизнув губы, тихо произнес:
– Вас ждут.
Богун кивнул и, чуть сгорбившись, двинулся в сторону люка, уже совершенно уверенный в том, КТО ждет его в пассажирском салоне курьера.
Он оказался прав. Пассажир салона вскинул руку прежде, чем комендант успел припасть на левое колено:
– Отставить. Садитесь, полковник. Нам нужно многое обсудить, а времени кот наплакал.
Богун сорвал фуражку с головы, сел в указанное кресло и хрипло произнес:
– Слушаюсь, ваше величество.
6
– Великий, адмирал Мбуну просит разрешения униженно припасть к твоим стопам.
Голос за занавесью слегка дрожал. Ну еще бы, беспокоить Великого Свамбе в ТАКОЙ момент… Стоны и вопли наложницы были слышны даже в зале утренних аудиенций. Но Мбуну обладал дурным характером, ничуть не уступающим характеру самого Великого. И если для слуги попытка побеспокоить Великого в такой момент вполне могла закончиться последующим ритуальным вспарыванием живота, то отказ выполнить распоряжение адмирала, несомненно, окончился бы немедленным отсечением головы. К тому же вспарывания живота можно было избежать. Если новости, которые принес адмирал, окажутся достаточно важными. А когда адмирал появлялся во дворце лично, новости всегда оказывались важными. И все же не следовало делать
Великий Свамбе ощерился и выкрикнул ритуальную фразу:
– Куну ембено!
За занавесью судорожно всхлипнули. Сейчас слуге предстояло выйти из покоев и повторить эту фразу вслух. После чего масаи личного конвоя Великого тут же подхватят обреченного и отволокут в подвешенную в дворцовом парке клетку, в которой вызвавшему гнев Великого предстоит дожидаться, пока колдуны приготовят все необходимое к церемонии вспарывания живота. Причем жертвенник был специально расположен в десяти шагах от клетки, так что все приготовления будут проходить на глазах кандидата в жертвы. Великому Свамбе иногда даже становилось любопытно, почему никто из обреченных никогда не рискнул как-то изменить слова, или вообще промолчать и, воспользовавшись тем, что до появления Великого обычно проходит достаточно времени удрать и затеряться среди десятков тысяч челяди, проживающей во дворце, или скрыться где-нибудь в джунглях, или даже добраться до остатков поселений аборигенов, расположенных дальше на север. Но ведь ни один не рискнул. Все послушно шли на бойню. Впрочем, возможно, это любопытство Великого Свамбе было следствием того, что в свое время он глубоко окунулся в толщу западной культуры со всякими бреднями типа свободы воли и прав человека.
У «настоящего» Свамбе, вероятно, даже не могло возникнуть подобных мыслей.
Йогер Нгомо Юму Свамбе подошел к изящному сервировочному столику и собственноручно налил себе стакан мангового нектара. Он не любил чистый сок. Куда приятней, если в стакане кроме сока еще и вдоволь мякоти, которая радует язык и оставляет в желудке ощущение легкой тяжести. Он, когда-то носивший «низкую» фамилию Никатка, шел к своему сегодняшнему положению абсолютного властелина клана много лет. Когда Совет клана признал его наследником Нгомо Юму Сесе Свамбе и новым Великим, его положение в клане еще долгое время оставалось шатким. Несмотря на твердую поддержку масаев, остальные Великие роды признали его, скорее предполагая не подчиняться новому Великому, а подмять его под себя. Но он быстро расставил все по местам, устроив кровавую бойню прямо после ритуала священных. Это могло бы выйти ему боком, но в тот момент Свамбе были растерзаны и изгнаны из своего родового гнезда, а те, кто пришел на смену убитым, не обладали ни достаточным авторитетом, ни особым желанием выступать против нового Великого. В конце концов, именно он расчистил им дорогу к власти. Но все эти годы они пытались совершить то, что задумывали сделать еще их отцы. И только теперь, после стольких лет и стольких усилий. Великий мог подобно древнему белому королю сказать себе: «Свамбе – это я». Хотя даже сейчас для этого приходилось регулярно пускать кровь.
Когда Великий Свамбе появился в зале утренних аудиенций, все присутствующие там испуганно рухнули ниц. Великий окинул их суровым взглядом, автоматически отмечая, насколько униженно выгнута спина и вздернут зад у того или иного придворного, а затем выбрал самый вызывающий зад и, подойдя поближе, сильно замахнулся и врезал по этому заду ногой, обутой в сандалию из искусной имитации крокодиловой кожи. Сам удар, впрочем, был довольно мягким.
– Пошли, адмирал.
Мбуну мгновенно вскочил. Но Великий не стал дожидаться ритуального выкрика, выражавшего восторг, охватывающий любого Свамбе при созерцании Великого, а двинулся напрямик через зал, к дверям своего кабинета, предоставив придворным уникальную возможность получить благословение его божественной ногой, в случае если чья-то задница не слишком расторопно убиралась с траектории его движения.
Когда адмирал проскользнул внутрь кабинета вслед за повелителем и аккуратно прикрыл тяжелую двустворчатую дверь, Великий Свамбе, уже успевший опустить свое божественное тело в роскошное кресло, больше напоминающее трон, расхохотался во весь голос:
– Нет, это же надо, ты видел их задницы? Адмирал криво усмехнулся и ответил тоном, который никак не вязался с той униженной позой, которую он принимал всего лишь минуту назад в зале утренних аудиенций.
– Нет, не видел. Как ты помнишь, я в этот момент как раз демонстрировал тебе свою собственную задницу.