И пришёл многоликий...
Шрифт:
Затем он спокойно-небрежным шагом подошел к стене, где (а это было известно крайне ограниченному кругу людей) у Великого был устроен тайный бар: в нем хранились великолепные аналоги тех крепких напитков, к которым Великий Свамбе пристрастился во время обучения в Симаронском университете. Адмирал привычным жестом снял со стены огромную, в рост человека, маску Банме-нгумо, искусно вырезанную из корня исполинского эбенового дерева, отодвинул леопардовую шкуру, растянутую на стене в качестве фона для изображения столь могущественного духа, и замер, размышляя над тем, что же выбрать. Это было нелегкой задачей. Наконец он остановился на бутылке с этикеткой белого цвета – двуглавый орел сверху и крупная красная надпись «Смирновъ» по центру. Выудив бутылку, он повернулся, ощупал взглядом все горизонтальные поверхности, видимо разыскивая стакан,
– Ладно, не дуйся, сам понимаешь, что у Великого и Свирепого Свамбе не может быть никаких исключений. Иначе конец образу Великого и Свирепого. А без этого Свамбе в руках не удержать. И так приходится еженедельно казнить по сотне этих упрямых ослов.
Мбуну оторвался от бутылки, с хрипом вдохнул, облизнул губы, бросил в рот горсть крупных зерен острого кочаа, а затем согласно кивнул:
– Это так, но я не знаю, как долго подобные меры будут приносить результаты.
Великий Свамбе моментально стер улыбку с лица и встревоженно уставился на своего самого верного слугу:
– То есть? Что ты хочешь этим сказать?! Мбуну поставил бутылку на место, опустил шкуру, повернулся всем телом в сторону Великого и криво ухмыльнулся, обнажив сточенные на конус, как у всех масаев, зубы:
– Я послал к тебе слугу совсем не для того, чтобы сломать тебе кайф. Великий. – Сейчас в его устах этот титул звучал скорее как дворовая кличка. – Сегодня ночью два патрульных корвета снялись с орбиты и, прежде чем мы успели их перехватить, набрали ускорение и исчезли в направлении западной трети Келлингова меридиана.
Великий Свамбе качнулся как от удара и сжал кулаки так, что адмиралу показалось, будто стиснутые пальцы принадлежат не Великому Свамбе, а какому-то белокожему. Это не предвещало ничего хорошего.
– Догнать!.. – Голос Великого осекся, и минуту из его глотки вырывались только хриплые клокочущие звуки, но Великий Свамбе справился с собой и вновь заревел: – Всей команде вспороть животы и набить голодными крысами, капитанам и всем офицерам вырвать…
– Остынь, Йогер!
Спокойный, холодный тон адмирала подействовал на бушевавшего повелителя как ушат холодной воды. Не говоря уж о том, что Великий Свамбе успел позабыть, когда его последний раз называли этим именем, тон, которым это было произнесено…
– Что ты сказал?
Адмирал никак не отреагировал ни на шипящие нотки в голосе Великого, означавшие, что тот едва сдерживается, ни на белое бельмо сигнального диода личного пульта, замерцавшее сквозь стиснутые пальцы. Он нарочито неторопливым движением снова достал из-за леопардовой шкуры бутылку «Смирновской», затем засунул руку внутрь бара и, нашарив стакан, налил в него на три пальца водки. Сделав шаг к повелителю, он протянул ему:
– На, выпей и успокойся.
Великий несколько мгновений сверлил его свирепым взглядом, но адмирал выдержал его, продолжая невозмутимо стоять перед Великим Свамбе со стаканом в вытянутой руке. И Великий сдался. Он разжал руку, в которой был зажат пульт, и небрежно бросил его на стол, после чего схватил стакан. Сделав несколько глотков, поставил его на полированный опал столешницы и вновь уставился на адмирала:
– Итак, что это означает? Мбуну поморщился:
– Оставь, Йогер. Мы с тобой в одной лодке. Если тебя свалят, я окажусь первым кандидатом на ритуальное вспарывание живота. А без меня у масаев тут же изрядно поубавится желания поддерживать своими ассегаями шаткий трон полукровки, который к тому же нанес им глубочайшее оскорбление, позволив выходцам из других Свамбе взять в руки ассегай.
Он замолчал, давая возможность собеседнику осознать его слова, но замаскировав эту паузу большим и нарочито неторопливым глотком из бутылки. Когда он оторвался от горлышка, Великий напряженно произнес:
– Но ты же знаешь, что, если бы мы пошли традиционным путем, нам пришлось бы ждать не менее пятнадцати лет. А мы не могли себе этого позволить. Если бы вовремя не предоставили в распоряжение Алых необходимое количество воинов, наше место при них уже заняли бы эти белые свиньи.
Адмирал усмехнулся. Традиционный путь означал, что оставшимся в живых масаям давался карт-бланш на покрытие любых женщин клана. Если рождались девочки – они оставались в распоряжении матерей, а родившихся мальчиков, по
– Да, в тот момент выгоды этого решения казались столь очевидны, что тебя поддержало большинство Совета клана, кроме самых твердолобых. Но среди «старых» масаев твердолобых как раз большинство. К тому же никто не ожидал, что ты окажешься столь… глуп. Для любого масая клятва на ассегае свята и нерушима, но ты сумел поколебать даже эту святыню. Ты погряз в сластолюбии, разврате и обжорстве. Твой дворец полон лизоблюдов и педиков. Где во всем этом можно разглядеть надежду масаев на новое возвышение Свамбе? – Он сделал паузу, явно наслаждаясь смесью бешенства и испуга, застывшей в глазах собеседника, затем сделал еще один глоток и продолжил: – Так что, если ты понял, мы связаны с тобой так крепко, что ты не можешь себе позволить ничего, направленного против меня, – он окинул его откровенно насмешливым взглядом, – и то, что я при всех подставлял свою задницу под твои божественные пинки, отнюдь не означает, что я позволю тебе повторять то же самое, когда мы наедине.
Великий с хрипом выпустил воздух из легких и пробормотал:
– Вот, значит, как… Мбуну мрачно кивнул:
– Да, именно так. Причем ты сам загнал себя в эту ловушку. Сказать по правде, твоя мать была в этом отношении гораздо умнее тебя. Она всегда помнила о том, что она – выродок, каприз своего Великого супруга, и все свои действия строила с учетом этого факта. А ты быстро забыл, что твоя мать – белая и большая часть масаев, так же как и остальных Свамбе, никогда не согласится воспринять тебя как полноценного Свамбе. Ты увлекся любимым развлечением Свамбе – кровопусканием, так и не поняв, что то, что для «чистого» Свамбе считается как бы само собой разумеющимся, для полукровки останется таковым только до определенного момента. Ты задел не только масаев – с этим бы я с трудом, но справился. Ты задел слишком многих. Если начать считать с той бойни, уничтожившей Великий клан Свамбе и разорившей нашу родовую станцию, ты извел под корень почти треть Великих родов клана. И изрядно ополовинил остальные. Они испугались. И ты для них тут же превратился из Великого Свамбе, прямого потомка и несомненного наследника Нгомо Юму Сесе Свамбе, в жалкого полукровку Йогера Никатку.
Он замолчал. Великий несколько мгновений молча сидел, переваривая его слова, а затем спросил срывающимся голосом:
– Неужели все настолько серьезно?
Мбуну неторопливо вернулся к бару и вновь основательно приложился к бутылке, затем повернулся и уперся взглядом в жирноватое растерянное лицо.
– Я вовремя заметил сход с орбиты и отдал приказ задержать беглецов. Из семи кораблей, у которых была возможность успеть выйти на рубеж открытия огня, все семь опоздали это сделать. Все семь! Это уже не просто побег, а настоящий мятеж! – И он повторил вновь: – Ты слишком увлекся демонстрацией собственной свирепости, ты упивался своей жестокостью и совершенно не заметил, как восстановил против себя всех, даже масаев, для которых верность Великому никогда не была предметом обсуждений. Но знаешь, что считают твоей главной ошибкой? – Он на мгновение замолчал, откровенно наслаждаясь выражением животного ужаса, проступившего на лице Великого. – По их словам, твоя основная вина в том, что ты повторил ошибку своей матери и связался с Томбе-Акумо, Алыми демонами. Все Свамбе запомнили, чем кончилась подобная связь, в которую Свамбе впутала твоя мать. И теперь ты идешь по ее стопам. – Адмирал, сделав шаг вперед, навис над скукожившимся в кресле Великим, а затем с придыханием произнес: – А ведь без них мы, ты и я, просто кучка вонючего дерьма.