И прольется кровь
Шрифт:
Иногда я засыпал. Этого было не избежать. Так же происходит, когда человек находится в одиночестве в лодке в открытом море: он засыпает и должен надеяться, что лодка его ни с чем не столкнется и не опрокинется. Может, именно поэтому мне снилось, что я сижу и гребу в лодке, полной рыбы. Рыбы, которая должна спасти Анну. Я должен спешить, но ветер дует с суши, и я гребу и гребу, работаю веслами, пока с ладоней не сходит кожа, а руки из-за крови не становятся такими скользкими, что я не могу удержать весла, и тогда я срываю с себя рубашку и обвязываю рукояти весел тряпками. Я борюсь с ветром и волнами,
Третья ночь. Я проснулся в мыслях о том, приснился мне или нет вой, который я слышал этой ночью. На сей раз вой раздавался ближе к хижине. Собака или кто там еще. Я вышел на улицу пописать и посмотрел на волочащееся над опушкой леса солнце. Сегодня под кронами деревьев прошла б'oльшая часть солнечного блина, чем вчера.
Я выпил и поспал еще пару часов.
Проснувшись, я сварил кофе, сделал бутерброд и уселся на улице. Не знаю, в чем было дело, в мази или спирте у меня в крови, но комарам я, похоже, надоел. Я попробовал приманить оленя корочкой хлеба. Я разглядывал его в бинокль. Он поднял голову и посмотрел на меня – наверное, чуял мой запах так же хорошо, как я его видел. Я помахал рукой. Он помахал ушами, но в остальном выражение его морды не изменилось. Как и пейзаж. Челюсти его ходили вверх-вниз, как бетономешалка. Жвачное животное. Как и Маттис.
Намазав прицел влажным пеплом, я стал осматривать горизонт в бинокль. Затем посмотрел на часы. Возможно, они ждут наступления темного времени, чтобы подобраться ко мне незамеченными. Мне надо поспать. Мне надо раздобыть валиум.
Он оказался у моего порога в полседьмого утра.
Я только-только проснулся, как в дверь позвонили. Валиум и беруши. И пижама. Круглый год. Ветхие, старые рамы с одним стеклом в моей квартире пропускали внутрь все: осенние ветра, зимние холода, птичий щебет и грохот чертовой мусорной машины, три раза в неделю задним ходом подававшейся к въезду во двор, который, разумеется, располагался прямо под окном моей спальни на втором этаже.
Боги знают, что в моем долбаном поясе было достаточно денег, чтобы установить толстые двойные рамы или переехать на третий этаж. У меня были деньги на все, что мне было не нужно, но даже все деньги мира не могли вернуть мне то, что я потерял. И после похорон я не мог ничего. Только приобрел замок. Установил чудовищного немецкого замкового монстра. Сюда никогда не вламывались, так что лишь богам известно, зачем я это сделал.
Он был похож на парнишку, надевшего костюм своего отца. Из ворота рубашки торчала тонкая птичья шея, а на ней сидела большая голова с редкой челкой.
– Да?
– Меня послал Рыбак.
– Ну что же… – Я почувствовал холод, несмотря на пижаму. – А ты кто?
– Я новенький, меня зовут Йонни Му.
– Ну что же, Йонни. Мог бы подождать до девяти часов, тогда бы ты увидел меня в подсобке в магазине. Одетым и все такое.
– Я пришел сюда по поводу господина Густаво Кинга.
Черт.
– Я могу войти?
Я обдумывал его просьбу и разглядывал бугор на уровне груди на левой стороне его твидового пиджака. Большой пистолет. Может быть, из-за этого
– Просто быстро проясним дело, – сказал он. – Рыбак настаивает.
Отказ вызовет подозрения. Отказ бесполезен.
– Да пожалуйста, – сказал я, открывая дверь. – Кофе?
– Я пью только чай.
– Боюсь, чая у меня нет.
Он поправил челку. У него был длинный указательный палец.
– Я не говорил, что хочу чаю, господин Хансен, я только сказал, что не пью кофе. Это гостиная? Прошу, после вас.
Я вошел, убрал со стула несколько журналов «МЭД» и пластинок Мингуса и Моники Зеттерлунд и уселся. Йонни Му опустился на продавленный диван рядом с гитарой. Он провалился так низко, что ему пришлось передвинуть на столе пустую бутылку из-под водки «Калинка», чтобы хорошо меня видеть. Чтобы я оказался на линии огня.
– Труп господина Густаво Кинга нашли вчера, – сказал он. – Но не в Бюнне-фьорде, где, как вы сообщили Рыбаку, вы его утопили. Единственное совпадение – это пуля в голове.
– Господи, труп перевезли? Где…
– В городе Сальвадор в Бразилии.
Я медленно кивал.
– Кто?..
– Я, – ответил он и засунул правую руку за пазуху. – Вот этим.
У него был не пистолет, а револьвер. Черный, огромный и страшный. И валиум перестал действовать.
– Позавчера. Тогда он был очень даже жив.
Я продолжал медленно кивать.
– Как вы его нашли?
– Когда ты каждый вечер сидишь в одном и том же баре в Сальвадоре и хвалишься, как обманул короля наркотиков Норвегии, королю наркотиков Норвегии рано или поздно становится об этом известно.
– Глупо с его стороны.
– Но как я уже сказал, мы его все равно нашли.
– Несмотря на то, что вы считали его мертвым?
– Рыбак никогда не перестает искать своих должников, пока не увидит их труп. Никогда. – Тонкие губы Йонни изобразили намек на улыбку. – И Рыбак всегда находит то, что ищет. Мы с вами не понимаем как, но он находит. Всегда. Поэтому его и называют Рыбаком.
– Густаво что-нибудь сказал, перед тем как вы его…
– Господин Кинг во всем сознался. Именно поэтому я застрелил его в голову.
– Что?
Йонни Му сделал движение, похожее на пожимание плечами, но в его огромном пиджаке оно было почти незаметным.
– Он мог выбирать: быстро или медленно. Если бы он не выложил карты на стол, все прошло бы медленно. Думаю, что вы, убийца, знакомы с воздействием правильно произведенного выстрела в живот. Желудочный сок в селезенке и печени…
Я кивнул. И хотя я понятия не имел, о чем он говорит, у меня имелось воображение.
– Рыбак хотел, чтобы у вас был такой же выбор.
– Е-е-если я признаюсь? – простучал я зубами.
– Если вы отдадите нам деньги и наркотики, которые господин Кинг украл у Рыбака. Ту половину, что вы получили.
Я кивнул. Недостатком прекращения действия валиума было то, что я испытывал смертельный страх, и то, что смертельный страх – это очень больно. Преимуществом было то, что я оказался способен в какой-то мере осуществлять мыслительную деятельность. И до меня дошло, что сейчас повторяется сцена нападения на рассвете с участием меня и Густаво. Так почему бы мне не повторить действия Густаво?