И с безумием приходит свет
Шрифт:
— Эй, — возмутился я, — я бы этого не делал. Я бы рассказал ей о своих чувствах.
Он ткнул палец почти мне в нос.
— Ей пришлось для этого уйти. Что ты делал? Проверял ее? Это не круто, чувак, совсем не круто. Ты бы соврал на ее месте, вот что я тебе скажу.
— Хочешь, чтобы я ощущал себя плохим? — спросил я. Легкие и сердце не могли справиться с открытием. Я остановился, прислонился к дереву, было все жарче с каждой секундой, пот катился с меня.
— Нет, — Дин остановился рядом со мной. — Я пытаюсь сказать тебе, что ты идиот и зря испугался, вот и все.
— Спасибо.
— И
Я потер потными ладонями лицо.
— Почти. Я понял то, на что ты намекаешь. Но было слишком поздно.
— Обидно, — сказал он. — И ты идиот.
Точно. Я перегрелся, в футболке мне было жарко. Начало новой жизни не удалось. Меня снова захлестывали эмоции.
Дин покачал головой почти без сочувствия и начал разминаться. Я снял футболку, пытаясь освежить кожу, смутно понимая, что в своих позах мы с Дином, потные и без футболок, словно снимались в порно. Можно было так вернуться в Shownet.
Не помогало и то, что он смотрел на мою грудь.
— Что? Возбудился? — спросил я.
Он покачал головой и хмуро посмотрел на меня.
— Нет. Я читаю твою татуировку. «И с безумием приходит свет».
— Эта у меня давно. Чтобы помнил.
— О чем?
— Что не все безумие плохое.
Холодный ветер усилился, я надел свою мокрую футболку, дрожа от контраста.
— Не все плохое? — сказал он. — Безумие не твой друг, Декс. Это ты его так принимаешь.
— Я не говорил, что это мой друг, — тихо сказал я, было странно обсуждать это с кем-то. Я никогда не говорил об этом с Джен. — Просто я проходил такое. Порой нужно очень низко пасть, чтобы разглядеть свет. Поверь, я такое прошел, что это стало бы мне худшим врагом.
Дин посерьезнел.
— Я тебе верю. И что за свет? Что может быть стоящим безумия?
Черт. Мы с Дином перешли от друзей-спортсменов до девушек, склонных все слишком анализировать. Так еще и циклы начнут совпадать.
Но я все равно говорил:
— Перри была моим светом. Я не знал этого тогда, но понимаю сейчас. В ее свете я терял безумие. Это стало понятно, когда она ушла, — я замер, оглянулся на высокие деревья и солнце, его свет проникал из-за ветвей. Это не могло остановить меня. — Она дает мне желание жить так, как надо. Полноценно.
— Дает, — отметил он, разминая колени.
— Дает?
— Да. Дает. Настоящее время. Она дает тебе желание быть лучше. Она все еще твой свет, как бы ни получилось. Это сильно.
— По яйца? — спросил я.
— Хватит уже с ними. Может, это стоит сделать новой татуировкой.
Я вскинул бровь.
— По яйца. Это будет привлекать девушек.
Он нетерпеливо вздохнул.
— Нет. Перри — твой свет. Она помогла тебе потерять безумие. Что-то такое. Чтобы получилось равновесие.
— Посвятить ей татуировку? — спросил я.
Он пожал плечами.
— Ты все еще любишь ее. Она дает тебе желание жить. Если бы я встретил такую женщину, я бы в ее честь строил храмы. Так точно построили Тадж-Махал.
Мы даже не покинули парк, а фраза уже кружилась в моей голове: «В твоем свете я теряю безумие».
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
И
Я не знал, был ли это неудачный день. Я только перестал курить, но нервничал из-за того, что со мной сделает мастер татуировок.
Ребекка заметила.
— Больно? — спросила она, когда первые несколько слов были закончены.
Я покачал головой. Больно не было. Но было неприятно, и мне не нравилось это. Боли не было.
Она поджала губы и окинула меня взглядом.
— Ты можешь дать мне адрес Перри?
Я вздрогнул. Хорошо, что татуировщик это ощутил вовремя и успел убрать иголку.
— Что? — спросил я.
— Все хорошо? — спросил татуировщик.
Я быстро кивнул ему, его машинка продолжила гудеть.
Я понизил голос.
— Зачем тебе?
— Не в том смысле, — сказала она, вытащила помаду из сумочки, что когда-то могла быть хомяком, и нанесла на губы. — Мы с Эм скоро будем в Портлэнде, и я думала…
— Не смей, — предупредил я. — Не смей ее проведывать.
Она нахмурилась и громко закрыла сумочку.
— Декс, прошу. Она и мой друг.
— Я твой друг.
— Ты ее проведывать не будешь.
— Конечно, она меня ненавидит.
— Но ты делаешь татуировку в ее честь.
— Я не поведу же к ней татуировщика, чтобы написать ей это на лбу?
— Я просто хочу увидеть, как она. Я переживаю за нее.
Я хотел, чтобы она этого не говорила, потому что я тоже жутко переживал за нее. Я снова и снова за последнюю неделю думал о словах Пиппы, пытался разгадать значение. Это было предупреждение? Как Перри? То, что я не видел призраков, хоть и не принимал лекарства, не означало, что и у Перри так. Я не мог представить, как она справляется одна. Хотя, если подумать, я не сильно помогал ей из-за лекарств и страха, но я знал, что со мной она ощущала себя спокойнее. Потому что я всегда верил ей и понимал. Кто знал, что было теперь? Я сомневался в ее младшей сестре Аде и вообще не верил в ее родителей.
— Ладно, — сказал я. — Но я тебя не отправлял.
— Знаю. И я знаю, что ты хочешь узнать, как она. Я просто хочу убедиться, что она в порядке, посмотреть, нужна ли ей помощь.
Я кивнул и строго посмотрел на нее.
— Остерегайся ее мамы. Она кусается.
Через полчаса татуировка был готова. И мне было немного легче.
* * *
Через пару дней я связался с Ребеккой. Она побывала у Перри, и все пошло не так, как планировалось. Я разрывался между желанием получить как можно больше информации и попыткой защитить сердце. И в результате я, разрушая себя, потребовал от нее все подробности. Я уже проиграл. Не собирался следить за ней? Казалось, я как раз следил за ней, пока просил Ребекку описать, как она выглядела. Звучала она красиво, сплетенные свет и тьма. Сердце сжималось в узел.