И сейчас, и всегда
Шрифт:
— Девушка тебя ждет и хочет видеть живым. Не говоря уже о некоторых других твоих близких.
Пако только глянул исподлобья и отвел взгляд. Правда, вскоре не выдержал, улыбнулся и обнял Андрия за плечи.
— Ты прав. Но я помню о вас. Я просто чувствую, когда со мной удача, и потому немного вот так... Но я не буду. Прости.
Женевьева появилась в лагере неожиданно. Она приехала на велосипеде, и первым ее увидел Сато, который не был с ней знаком.
Девушка спросила, где командир, но Массат куда-то вышел, и, когда она спросила про Омбре, Сато вдруг радостно засмеялся
— Я знаю, вы Женевьева. — И завопил: — Пако! Пако, сюда, скорее!
Пако появился, когда вокруг девушки собралась толпа партизан и она смущенно отмахивалась от шуток и ухаживаний. Андрий уже поговорил с ней и, заметив, что подходит Пако, замолчал. Замолчали и все остальные, расступились, создавая живой коридор.
А Пако шел как загипнотизированный, не сводя с нее взгляда, не обращая внимания на присутствующих, и шутки застывали на губах, лица серьезнели. А он шел не спеша, шел долго, хотя глаза их давно встретились, хотя тела их, истомленные долгим ожиданием, тянулись навстречу друг другу, хотя вокруг раскинулся большой партизанский лагерь, несколько десятков человек, а дальше во всем окружающем их пространстве была война...
— Пойдемте, ребята, — сказал Андрий, когда Пако подошел к Женевьеве, молча глядя ей в глаза. — Пойдемте, — у него перехватило дыхание, потому что это и было то самое... когда-то давно на пшеничном поле под Мадридом, это было то, что у него ушло, ушло. — Пойдемте, ребята!
Женевьева пробыла в лагере два дня, а потом должна была возвращаться в Сент-Этьенн. Пако попросил разрешения ее проводить. Массат улыбнулся, глядя на них обоих, все улыбались, когда видели Женевьеву и Пако, в лагере воцарился праздник, и они стали его королями.
Они вышли из лагеря утром. Пако не возвратился ни через час, ни через два, ни вечером. Андрий не находил себе места. Попал в засаду — билась единственная мысль. Попал в засаду, где-то напоролся на немцев. При оружии — какие разговоры, все понятно. Пошел к Массату просить разрешения на поиск.
— Подождем, — сказал Массат. — До утра подождем, Андре. Ночью ничего не выяснишь. А эти влюбленные... Одним словом, все может быть. Утром пойдешь. Ты и Жанэ.
Жанэ — это была кличка Збышека. Спать Андрий не ложился.
Пако возвратился под утро, уставший, напряженный, но внутренне спокойный.
Андрий только глянул на него и все понял.
— Ты снова! — у него не хватало слов. — Здесь переполох. Все думают, что ты попал в руки фашистов, что ты убит! А я, что думаю я! Что я чувствую, сукин ты сын?!
— Я не мог. Я должен был проводить ее домой.
— Ты был в Сент-Этьенне?
— Ну, не совсем, но...
Андрий плюнул и отвернулся.
— Будешь сам объясняться с Массатом. Ты боец, а не сопливый мальчишка. Кто тут тебе и в чем мешал? Занимайся любовью. Но есть дисциплина. Ты был мужчиной, когда был меньше. А сейчас любовь заставляет тебя забыть о долге? Ты понимаешь, что мог подвергнуть ее опасности из-за своей «охраны»? Она девчонка, мало ли где могла блуждать и почему. А ты... вооруженный человек рядом с ней, один взгляд — и с вами все ясно...
— Омбре!
— Убирайся!
Массат был
— В следующий раз, когда связной появится в лагере, Пако ни на шаг из лагеря — это первое. Второе. Мы должны регулярно посылать своего связного в Сент-Этьенн, и, понятное дело, я имел в виду Пако. Отменяется. Он не пойдет в Сент-Этьенн, пока не докажет, что значит для него дисциплина. Все.
Пако молчал. Миновало две недели. В Сент-Этьенн ушел Збышек. Вернулся. Принес для Пако письмо. Андрий улыбался, видя, как засиял его брат, всматриваясь в странички из школьной тетради, исписанные мелким девичьим почерком. На добрые полтетради письмо.
Пако носился с письмом целый день. Настроение у него было прекрасное. За ужином Сато, расплываясь в широкой улыбке, спросил:
— Пако, кажется, ты учишь наизусть школьное сочинение на тему свободной любви?
Пако не обиделся и не огрызнулся, как обычно, когда товарищи касались сакраментальной темы, он поднял голову и сказал:
— Действительно учу наизусть. Сочинение превосходное.
Вечером, перед сном, он снова перечитывал письмо, а потом повернулся к Андрию, тот как раз собирался спать, и предложил:
— Хочешь прочитать, что она пишет?
— Не боишься, что тайна раскроется? Не жалко?
— Читай, читай! Я хочу, чтобы ты знал. Чтобы ты знал все. Читай.
Что скажут нам слова любви, адресованные другому? Что мы можем понять в тончайших оттенках чужих чувств, в чужих радостях, сомнениях и озарениях, которые приносят каждое слово любящего и любимого не нами человека, каждая буква в его письме? Письмо было простым и наивным, сумбурным и возвышенным. Как все на свете письма о любви.
В следующий раз в Сент-Этьенн Массат послал Андрия. Связного оттуда ждали несколько дней, но никто не появлялся. Дозоры отряда сообщили о передислокации немецких войск, об усиленном движении на дорогах. Надо было действовать, а из центра не поступало никаких указаний.
Андрий шел с конкретными сведениями и предложениями отряда по поводу новой большой операции. Пако вздохнул, но не сказал ничего и сел за письмо, когда Андрий сообщил, что собирается в Сент-Этьенн. Несколько раз он рвал написанное в клочья и начинал сначала, пока Андрий не понял, что Пако просто не в ладах с французской грамматикой.
— Слушай, малыш, ты напиши по-испански, а я переведу, если не стесняешься меня.
— Тебя?
Письмо было написано. Андрий сел в машину, с ним несколько человек. Сейчас отряд располагай своими автомобилями, двумя грузовыми и легковым «ситроеном». Предполагали довезти Андрия в «ситроене» до Фирмини, а там он должен был сесть на рейсовый автобус, шедший в Сент-Этьенн.
Он добрался до Сент-Этьенна под вечер. Прошел на знакомую, почти родную улочку, где стояли рядом дома Антуана и Мадлен, но, искоса посматривая на них, миновал оба строения медленной походкой равнодушного прохожего. Ничего подозрительного не заметил, но в то же время не ощущалось и малейших признаков жизни в обоих домах, и ему стало тревожно. Почему так тихо? Где они? Все ли в порядке? Он решил подождать, пока стемнеет, и тогда прийти еще раз.