И шарик вернется…

Метлицкая Мария

Отец встретился с Лялькой и сказал, что подает на отъезд. Но скорее всего сразу его не выпустят — все-таки вторая форма секретности. Хотя какая там секретность — смешно, ей-богу.

– Я тоже подам, — сказала Лялька. — Сделай мне вызов.

Отец кивнул и, помолчав, добавил:

– Только без этого, такого подарка тебе точно не надо. Нарыдаешься.

– Ну это мое дело, — жестко оборвала его Лялька. — Ты у меня тоже совета не спрашивал. А эта твоя — цаца та еще! Смотри сам не нарыдайся!

Отец резко повернулся и пошел к метро.

Вечером был разговор с Гришей, долгий и трудный. Обычно нерешительный, Гриша твердо стоял на своем,

и Лялька понимала, что он прав. Аргументы его были вполне разумны и убедительны. Главное — никому не нужная там его специальность: инженер-энергетик. «Мы, — говорил он, — в этом вопросе отстали от них на сто лет».

А родители? Он поздний ребенок, старикам хорошо за семьдесят. Отец — инвалид войны, без ноги. Мать — гипертоник, братьев и сестер у него нет. Как их оставить? Они не поедут — отец убежденный коммунист, мать тоже всю жизнь в партии. Да и вообще, ему здесь неплохо. Квартира в хорошем районе, метро близко, театры, лес, рыбалка. Зарплаты хватает — потребности невелики. Он лентяй и трус и всю жизнь плывет по течению. И таким, как он, туда путь заказан.

– А ты, Лялька, езжай! — добродушно улыбнулся Гриша. — У тебя все получится! Я в тебе не сомневаюсь.

Вот вам и любовь до гроба.

Лялька поняла, что рассчитывать ей не на кого и поддержки тоже ни от кого не будет. Все — сама. Такая вот жизнь.

Светик

Гия ударил Светика. Сильно ударил. По лицу. Светик качнулась и на ногах не устояла. Упала спиной на деревянную ручку кресла. Взвыла от боли — казалось, позвоночник пополам. Гия к ней не подошел, из коридора крикнул:

– Проваливай! — И вышел за дверь.

Светик сползла на пол, посидела. Потом, кряхтя, поднялась, потихоньку оделась и вышла за дверь.

По дороге шла и плакала. «Сволочь! Подонок последний! Не понравилось ему, видите ли, как она с ним разговаривала. Шлюхой назвал. Тварь! Козел горный. Все, завязывать надо с этим Кавказом. Мы все для них — русские шлюхи. Спать будет со мной, а женится только на своей. Ну и черт с ним! Надо устраивать жизнь».

Светик окончила курсы и попала на работу в МИД, секретаршей к большому начальнику. Начальнику было хорошо за сорок — невысокий, полноватый мужик с объемной лысиной и бордюром из редких, тонких волосенок, которые на шее были почему-то постоянно влажные. Он был не строг, но и не улыбчив, сдержан, короче говоря. Светик знала, что у него жена, две дочери и даже маленький внучок Петя, названный в честь деда.

Мимо Светика проходили молодые и красивые сотрудники. Все улыбались ей и дарили шоколадки. Особенно нравился Светику Виталий Васильевич, совсем молодой, но очень симпатичный. Светик разведала, что он еще холост, готовится в первую командировку и посему хочет жениться: холостых в «долгосрочку» не пускали. Светик строила глазки, демонстрировала стройные ножки и высокую грудь. Наконец Виталик клюнул и пригласил Светика на свидание. Пришел без цветов. «Жмот, — поняла Светик. — Ну ладно. Посмотрим, что дальше». Гуляли по Москве, прокатились на речном трамвайчике, съели мороженое, Виталий проводил ее домой. Так продолжалось почти три месяца. Ни объятий, ни поцелуев — ни одной попытки. Светик решила брать быка за рога. Все очень странно — весельчак и балагур Виталик на скромника был совсем не похож. Светик взяла у Жанки ключи, купили торт и шампанское. Приехали, посидели, выпили шампанского. Виталик — ни с места. Светик к нему льнет, гладит шею. Он — словно каменный цветок. Натянутая струна.

– Подожди, —

говорит, — объясниться надо. — И от Светика отползает. Встал, кашлянул. Нервничая и запинаясь, рассказал, что как мужчина он полный ноль. Последствия перенесенной в детстве тяжелой инфекции. А жениться надо, иначе — никакой карьеры.

Светик рассмеялась:

– Ерунда. Справимся. — В своих силах и чарах она была абсолютно уверена.

Светик подошла к Виталию, сняла с него рубашку. Виталий нервно дернулся. Светик разделась и взяла Виталия за руку. Легла. Он сел на кровать к ней спиной. Светик поцеловала его в шею. Ничего не получилось. НИЧЕГО. Виталий вскочил с кровати и вышел на кухню, закурил. Светик потянулась и тяжело вздохнула: «А жаль, такое красивое тело. Такая фактура».

Она пошла на кухню — Виталий стоял у окна. Светик обняла его.

– Не грусти, — сказала она. — В семейной жизни это не главное.

Виталий разрыдался. Светик гладила его по голове и говорила нежные слова. Потом она сварила кофе, и они сели за стол — обсуждать планы на будущую жизнь.

Виталий сказал Светику, что она ему очень нравится как женщина и как человек. Хотя понятно, что первое — в контексте событий — не так уже и важно. Мужем он обещал быть хорошим.

– Верным, по крайней мере, — грустно засмеялся он. Даже в такую минуту юмор ему не изменил.

Виталий рассказывал, что командировка предстоит скорее всего в Бирму или Таиланд. Таиланд, конечно, лучше. В Бирме страшная нищета, но платят хорошо. По приезде сразу возможна покупка квартиры и машины, а после первой командировки страна будет покомфортнее.

Светик подумала, что в Азии ужасный климат, кожа быстро стареет и желтеет. Но разве у нее много вариантов? За пишущей машинкой можно просидеть еще лет пять и ничего не дождаться. Начать спать со своим начальником? Это еще хуже, чем не спать с Виталиком. И какой навар? Тот все равно не разведется. Парторганизации они боятся больше, чем атомной войны, а холостых дипломатов в природе не бывает. «Ничего, — думала Светик. — С личной жизнью я как-нибудь разберусь. Желающие найдутся». И она согласилась стать женой Виталия, так как человеческие отношения и душевная близость важнее всего остального.

В подробности решили не вдаваться — ума у обоих хватило. И потом, для обоих это был прекрасный выход. По крайней мере — на данный момент.

Зоя

Зоя пошла в парикмахерскую. Сделала химическую завивку, выщипала брови, купила голубые тени, перламутровую помаду и тушь для ресниц в маленькой черной коробочке — «Ленинградская» называется. Сшила в ателье два платья — одно темно-синее, из плотного джерси, второе — из цветного трикотажа, материал купила в комиссионке. Позвонила Верке — спросила, где можно достать импортную обувь. Верка рассказала про толкучку на Кузнецком, в туалете.

Зоя поехала на Кузнецкий, спустилась в туалет. Народу — тьма. Все толкаются, шепчутся. Из сумок и пакетов достают тряпки. Оглядываются по сторонам. Мерзко. Противно. Отвратительно. Зоя вышла на свежий воздух. «Как в дерьме вымазалась», — подумала она. Еще не хватало вступать в сговор с этими спекулянтами! Она вспомнила о бабушке, и ей стало стыдно. Ничего, можно обойтись и чехословацкими туфлями фирмы «Цебо». Не очень удобно и совсем, честно говоря, неэлегантно, но зато — честно. Комсоргу курса не к лицу общаться с представителями теневой экономики. Хватит с нее платьев и накрашенных ресниц.