И снова Испания
Шрифт:
— Не имеет значения, — сказал Хаиме. — Я скажу вам, что делать.
— Конечно, у Де Сика и Феллини играют непрофессиональные актеры, но…
— А я испанский Феллини, — перебил меня Хаиме. — Он снова улыбнулся своей обаятельной улыбкой, и я подумал: с его данными он может добиться чего угодно, от кого угодно и когда угодно.
Тут Хаиме скорчил жалобную мину и произнес:
— У меня нет другого способа достать для вас дополнительные деньги.
— Сколько мне за это заплатят?
— По смете на эту роль отпущено двадцать тысяч песет. Я буду просить сорок тысяч.
— «Пандора» права, — сказал я после паузы. — Вы и впрямь рехнулись.
— Un poco{ [32] }, —
Я сказал, что должен обсудить его предложение с Сильвиан.
— Сильвиан взвилась.
— Послушай, — сказала она, — из-за этого все наши планы полетят в тартарары.
— Знаю.
— Мы собирались пробыть здесь три недели, и они уже почти прошли. Будет этому конец или нет?
— Хаиме сказал, что начнет снимать меня двадцать пятого ноября и кончит третьего декабря.
32
Самую малость (исп.).
— Если он начнет двадцать пятого, если он кончит третьего, — сказала Сильвиан. — Это же Испания. И когда наконец ты примешь лекарство от простуды?
— Ma~nana{ [33] }. Хаиме говорит, что есть две возможности. Он может начать снимать меня двадцать пятого и полностью закончить снимать, опять же только меня, десятого-декабря.
— Это слишком поздно.
— Подожди. Или мы можем работать до третьего декабря. И если окажется, что Томпсона надо снимать еще, тогда я вернусь из Марокко семнадцатого, и мы уж наверняка закончим все к двадцать третьему. И я приеду к тебе в Касабланку встречать рождество en famille{ [34] }.
33
Завтра (исп.).
34
В кругу семьи (франц.).
— Кто оплатит все эти билеты? «Пандора»?
— Это надо будет оговорить.
Она посмотрела на меня внимательно и спросила:
— Ты хочешь сниматься?
— Так я смогу заработать дополнительные деньги, чтобы оплатить твои же расходы.
— Ну да, дополнительные деньги за дополнительную работу. Я спросила, хочешь ли ты сниматься?
— Не особенно, — сказал я и сконфуженно добавил: — Хотя это может быть небезынтересно.
— Значит, хочешь, — сказала она улыбаясь.
— Кто однажды был актером…
— Он, конечно, не выбьет сорока тысяч, да, кстати, где твой авиационный билет?
— Хаиме сказал manana.
— Какой Хаиме?
— Оба.
Она вздохнула.
— Вот что я тебе скажу. Я надеялась, что у тебя останется время еще раз съездить со мной в Перпиньян, но теперь я понимаю, что мне придется поехать туда одной и провести там четыре-пять дней. — Она снова улыбнулась и сказала: — Ты должен поставить свои условия. Ты должен сказать Хаиме, что в его же интересах закончить с тобой третьего. После третьего мы в любом случае уезжаем в Марокко, и ты больше сюда не вернешься.
— Seguro{ [35] }.
— И перестань разговаривать со мной
2
Так как поезд, на котором мы в первый раз ездили на уикэнд в Перпиньян, хотя и ходил более или менее по расписанию, был до крайности неудобным, я под проливным дождем посадил жену на автобус, отправлявшийся с огромной Пласа-да-Универсидад. Потом вернулся в отель и лег.
35
Само собой (исп.).
36
Актер (исп.).
Термометр, который по моему настоянию мы захватили из Калифорнии, показывал 102 градуса. Значит, у меня было что-то серьезнее обыкновенной простуды. Я позвонил Хаиме — и через полчаса он появился у меня с человеком, которого представил как доктора Санпонса.
— Санпонс? — сказал я. — Это имя мне знакомо.
— В нашем сценарии так зовут одного из докторов, — сказал Хаиме. Санпонс приступил к осмотру: наклонился ко мне, прижал ухо к сердцу. Потом заставил меня сесть и простучал спину. Пульс он считать не стал.
Я пригляделся к доктору: ему шел четвертый десяток, вид у него был такой изможденный, что можно было подумать, будто у него последняя стадия чахотки. Давно не стриженные волосы до половины закрывали его шею. Если он врач, мелькнула у меня мысль, тогда я сам Уильям Майо{ [37] }.
Санпонс прислал какие-то лекарства из аптеки на углу, и на следующее утро температура спала. Но я решил еще денек отлежаться и весь этот день посвятил доктору Томпсону. Если мне придется играть, я буду готовить роль так же, как делал когда-то мой старинный друг Морис Карновский. Я попытался припомнить, что я читал об этом в книге Станиславского «Работа актера над собой», но так ничего и не вспомнил. Мне оставалось только читать и перечитывать сценарий.
37
Уильям Джеймс Майо (1861–1939) — знаменитый американский хирург.
Доктор Томпсон был из Техаса. Что ж, мне довелось побывать в Техасе: я провел там целый год, два месяца мне скостили за хорошее поведение. Я вспомнил великолепную остроту профессора Ирвина Кори:
— Сегодня мы выдаем премии. Первая премия — неделя в Техасе, вторая премия… две недели в Техасе.
Доктор Томпсон появляется в семи сценах — одни из них короткие, другие длинные. В трех из них у него нет реплик, остаются четыре сцены, но в этих четырех он должен предстать человеком, непохожим на актера, который будет его играть, то есть на меня.
Я начал набрасывать кое-какие заметки и писать дополнительные диалоги для сцен, в которых он участвует вместе с главным героем. («Кто однажды был актером…») Дейвид Фостер — антифашист, врач, сражавшийся в Испании, доктор Томпсон — в противовес ему реакционер. Я расширил сцену, в которой два доктора беседуют в самолете, пролетая над Барселоной.
Томпсон. Красивый город! А какой большой! Он сильно изменился за последнее время?
Дeйвид. Не знаю. Мне не приходилось видеть его сверху.