И снова Пачкуля!
Шрифт:
Ромео испуганно обернулся.
— Тпру, милой, — мягко сказал незнакомец. — Ну-ну, ну-ну, полегше, полегше…
Раздался свист, веревочная петля змеей взвилась в воздух — и опустилась ровнехонько на шею Ромео.
Конь возмущенно заржал и встал на дыбы. Что же это? Его хотят взять в плен прямо накануне помолвки? Не бывать этому!
— Что ты там говорил, Кдасавчик? — раздался встревоженный голос Цуцика.
— А?
— Ты говодил, мы все скодо чё-то сделаем.
— Упадем, — устало сказал Красавчик. — Я говодил, мы все скодо упадем.
В этот момент передние копыта Ромео обрушились на ствол
— ИИИИИИИИИ… — закричала Пачкуля.
— НЕЕЕЕЕЕЕЕТ… — закричал Красавчик.
— АААААААА… — закричал Цуцик.
Карнавальная лошадь полетела вниз и мешком картошки рухнула на широкую спину Ромео.
А через несколько секунд на нее сверху плюхнулась Пачкуля.
Ромео словно наэлектризовало. Он обернулся и навострил уши. О счастье! О радость! Наконец-то возлюбленная смягчилась! Теперь он отнесет ее в свою конюшню и покажет свои медные бляхи для сбруи. Надо только избавиться от надоедливой ведьмы и еще более надоедливого гнома на конце веревки.
Широко раздувая ноздри и тряся гривой, Ромео припустил бешеным галопом. Пачкуля и карнавальная лошадь беспомощно болтались и подпрыгивали на его спине, вовлеченные в очередной безумный этап своего приключения.
А за ними, крепко вцепившись в веревку, ехал на попе легендарный дикарь, взметая каблуками сапог тучи снега.
Глава семнадцатая
Актерам — приготовиться!
Зимним субботним вечером, когда огромная луна освещает снег, а в воздухе пахнет Рождеством, пантомима — искушение, перед которым невозможно устоять. Весь Непутевый лес огласился возбужденной болтовней закутанных театралов, стекавшихся в банкетный зал «У черта на куличках», который Амедео Вампирьяни по такому случаю украсил гирляндами из маленьких красных лампочек.
Из заснеженных кустов на краю поляны глядели пять невидимых пар гоблинских глаз.
— Ну чё, — прошипел Свинтус. — Мы идем или как?
— Рано еще, — сказал Обормот. — Мы ж не хотим привлечь к себе внимание. Надо обождать, пока все войдут. А потом прошмыгнем через задний вход.
— Ты уверен, что это хорошая идея? — с сомнением спросил Гнус.
— Здрасте! Ты чё, не хочешь посмотреть пантымимо?
— Да хочу я, хочу. Но вдруг нас поймают?
— Как нас поймают? Мы ж невыдимымые.
Повисла пауза.
— А чё мы тогда в кустах прячемся? — спросил Гнус.
И в его словах была логика.
— Так принято, — сказал Обормот. — Мы ж гоблины. Гоблины всегда прячутся в кустах. Короче, Гнус, хватит уже занудствовать. Как-никак мы ж на отдыхе.
— А, ну да, — угрюмо сказал Гнус. — Я подзабыл, что развлекаюсь. Извиняйте.
— Меня тока вот одно печалит, —
Гоблины надолго погрузились в виноватое молчание.
— Да появятся они, — сказал Косоглаз.
— Ты уже это говорил, — напомнил ему Свинтус. — Но их так и нету.
— Я считаю, — смущенно сказал Обормот. — Я считаю, нам все равно надо было выйти проветриться. Мне лично надоело в пещере отсиживаться.
Отсиживаться в пещере действительно оказалось не так-то просто. Час за часом таращиться на пустое место, где должно быть твое тело, — это кого хочешь доконает.
Первым сломался Пузан. Он вскочил на невидимые ноги и заявил, что у него клаустрофобия и если он немедленно не выйдет наружу, за последствия он не отвечает. На самом деле он, конечно, выразился более лаконично, как и подобает гоблину. Он сказал: «Аааааааа! Выпуститеменяотсюдавыпуститевыпустите!»
В общем, Пузан озвучил то, что было у всех на уме, и начался массовый исход.
Если бы вы случайно оказались рядом, то увидели бы откатившуюся в сторону дверь-булыжник, легкую рябь в холодном воздухе и внезапно появившиеся на снегу отпечатки пяти пар ног. И все. Рональдова сыворотка по-прежнему действовала, гоблины были абсолютно невидимы.
На снег ложились длинные вечерние тени, а гоблины стояли и спорили, что делать дальше.
— И чё дальше? — сказал Свинтус. — Нельзя ж всю ночь стоять.
— Я знаю, чё мы можем сделать, — вдруг сказал Обормот.
— Чё?
— Мы можем отдохнуть.
— Типа, на море, что ли, поехать? — с сомнением спросил Косоглаз. Даже будь у него плавки (а у него их не было), поди сейчас найди их. Кроме того, погоды стояли не слишком теплые.
— Да не. Посмотрите вниз, парни. Чё видите?
Гоблины посмотрели. Далеко внизу, в темнеющем лесу, виднелось красное сияние, нарядно подсвечивавшее заснеженные верхушки деревьев. Исходило оно, похоже, от банкетного зала.
— Знаете, чё там сегодня? — дрожащим от волнения голосом сказал Обормот. — Пантымимо! Чё скажете, парни? Как насчет немного, того-этого, развлечься?
— Нельзя! — ахнули остальные. — Нас же туды не пускают.
— Ага, — весело сказал Обормот. — Ага. Но как они нас остановят? Мы ж невыдимымые. Пошли, парни. За мной!
Его следы побежали вниз по склону — через несколько секунд к ним добавились еще четыре пары отпечатков ног.
Так гоблины оказались в своем кустистом укрытии в ожидании подходящего момента, чтобы проскользнуть в зал и насладиться «Ужасом в лесу».
За кулисами, в гримерке, царила предпремьерная истерия. Детки потеряли свои соски. Дик Уиттингтон, только что в семнадцатый раз перегримировавшись, вдруг обнаружила, что у нее поехали колготки, и билась в припадке истерики в углу. Белоснежка пролила на себя баночку жидких румян и пыталась свести пятно с помощью холодной болотной воды и Клеопатриного парика. Все то и дело спотыкались о смертоносные волосы Рапунцель, в том числе и она сама. Чепухинда маялась со своими крыльями.