И снятся белые снега...
Шрифт:
За поворотом узор шин свернул во двор. Миша тоже свернул к высоким воротам. Он нажал на щеколду, но калитка была на засове. Тогда он встал одной ногой на столбик у забора, заглянул во двор, белевший от яркой луны. Увидев там фигуры людей, крикнул:
— Эй, православные, чего запираетесь? Закурить не найдется?
И потому что Толик, услышав его, застыл как вкопанный, потому что застыли в испуге его отец и мать, старший брат и братовая, Миша сказал:
— Папироски, спрашиваю, не найдется?
— Какой
— Да ты что, Толька, не узнаешь? — удивился Миша и, подтянувшись на руках, сел верхом на заборе.
— Слазь, говорю, — крикнул Толик. — Ну, живо, не то скину!
И тут Миша увидел то, чего сперва не заметил. Что машина подогнана к погребку, что верх у погребка снят, что борт машины откинут, что на земле под машиной постелено рядно, чтоб зерно не сыпалось на землю…
— Вот это да-а-а!.. — Мишка спрыгнул во двор.
— А, Мишка!.. Тьфу, черт, не узнал в темноте! — сказал Толик, идя ему навстречу. — Факт, не узнал… «Факт» было его любимое словечко, и он вворачивал его постоянно, к месту и ни к месту.
— Это ты ловко придумал, — усмехнулся Миша, проходя мимо Толика к машине. — Рожь помаленьку тащим?
— Все гребут, чем я хуже? — весело и как бы шутя ответил Толик.
Когда Миша очутился во дворе, домочадцев Толика как ветром сдуло — словно их и не было.
— Понятно, — уже хмуро сказал Миша.
— Брось, Мишка, хреновина все! Плюнуть и растоптать! — хлопнул его по плечу Толик. — Пошли в хату. Посидим, покалякаем…
— Не трожь, — Мишка стряхнул с плеча его руку. — Мы с тобой в конторе покалякаем, — сказал он и пошел к калитке.
— Вот ты как?! — похоже, удивился Толик. Он догнал Мишку, схватил за руку, едко спросил. — Продать хочешь?
— Боишься? — насмешливо сощурился Мишка. — А красть не боишься?
— Ах ты, гад!.. — выдохнул Толик и ударил Мишку кулаком по голове.
Мишка упал, увлекая за собой Толика. Они покатились по земле, дубася друг друга.
В сенях испуганно вскрикнула невестка Ольга.
— Цыц, дура! — приструнил ее отец Толика.
Он первым выскочил из сеней, и все родичи Толика стали проворно помогать ему накрывать погребок, поднимать борт машины. Мать Толика выкатила из-под навеса, где лежали дрова, мотоцикл, опрокинула его у забора.
И драка, и вся суматоха во дворе проходили так тихо, что с улицы ничего не было слышно.
Хотя Миша был сильнее Толика, но злость придавала Толику больше силы. Все же Мише удалось освободиться от него. Он отступил к сараю и, тяжело дыша, привалился к стене. Толик тоже вскочил на ноги, в руке у него блеснул нож. Он пошел на Мишку с ножом, а Мишка стал пятиться вдоль стены, пока не наткнулся на деревянную лопату, подпиравшую двери сарая. Он поднял лопату и огрел ею Толика. Тот пошатнулся и рухнул на землю.
— Убивають!.. Люди добрые, спасайте!..
Продолжая кричать, она выбежала на улицу. Из будки, гремя цепью, с лаем выскочила собака. И сразу в соседних дворах тоже на все голоса забрехали собаки.
Мишка отшвырнул к забору лопату, опустился на козлы, стоявшие у сарая, и стал подолом разодранной рубахи утирать лицо и шею.
Во двор сбегались люди: заспанные, полуодетые. Толик уже сидел на колоде, обхватив руками окровавленную голову, а его мать, женщина седая и с виду добродушная, не жалея голоса, объясняла случившееся:
— Он чего надумал, бандюга? — размахивала она руками, указывая на Мишку. — Мотоциклу своровать!.. Думаешь, не слыхали, как поленья гремели? Может, и не слыхали б, так я Тольке как раз борща наливала. Он же всю ноченьку не емши ездит… Так, видали, что утворил?.. Ой, головочка моя!.. — прижимала она к себе голову Толика.
— Ах, паразит, судить его!.. Чуть мотоциклу не увел!.. — шумели вокруг люди.
— Побои снять — и в суд!..
— На кой ему мотоцикл? У него свой бегает…
— Главное, побои снять. А там припечатают…
Мишка сидел на козлах, слушал, как голосит мать Толика, и тоскливо улыбался тому, как глупо она выгораживается.
Участковый милиционер уже был здесь. Как многие мужики, он явился в нижней рубашке и галошах на босу ногу. Правда, галифе его перехватывал ремень, на ремне висела кобура, а на голове возвышалась милицейская фуражка, что вполне свидетельствовало о его должности. Участковый подошел к Мишке, сказал:
— Как же ты, Быховец, а?.. Мотоцикл и так далей… Из-за него человека хотел убить?
— Какой мотоцикл? — усмехнулся Мишка. — Он зерно ворует, а я его накрыл.
— Как так? — удивился участковый.
— Это мы-то зерно воруем? — вскинулась мать Толика, и добродушное лицо ее изобразило полнейшую невинность. Она чутко прислушалась ко всему, что говорят вокруг. — Да что ж это делается? Чтоб тебе язык собаки откусили!.. Нет, мы это дело так не оставим!..
К калитке подошла Соня, держа в руках пиджак Толика. Она хотела повесить пиджак на столбик у калитки, но, услышав голоса, заглянула во двор. И испугалась, увидев окровавленного Толика.
— Толик, что с тобой? — бросилась она к нему и положила пиджак на колоду. Но мать Толика оттолкнула ее, закричала:
— Так и ты здесь? Ах вы, ворюги проклятущие!.. Вы только гляньте на нее: с братом по чужим дворам шастают! Небось на стреме стояла? Небось вместях с братцем порешили нашу мотоциклу украсти?
— Бросьте, мама, — скривился Толик, пытаясь встать с колоды.
— Цыц! — прикрикнула она на него и погрозила Соне кулаком: — Я тебя давно раскусила!.. Давно примечаю, на что заришься!..