И снятся белые снега...

Вакуловская Лидия Александровна

— Не знаю, вам сообщат, — ответил он и повернулся, собираясь уйти.

— Так мне уже сообщили: дело на пересмотр пошло, — сказала Соня и так повернула коляску, что загородила ею дорогу мужчине. — Я хотела узнать, когда результат будет.

— Не знаю, не знаю. И потом — на улице об этом не говорят, — нетерпеливо ответил мужчина.

— Я тогда завтра к вам зайду, в восьмую комнату, — пообещала Соня.

— И завтра я вам ничего определенного не скажу, — ответил он.

— А кто определенно скажет? — добивалась Соня.

— Митя,

третий звонок, — нетерпеливо сказала женщина в красивой шубке.

— Вам сообщат, все сообщат, — мужчина оставил Соню, направился вместе с женщиной к входной двери.

— Спасибо! — обрадованно крикнула вслед им Соня и покатила коляску дальше.

Ночью она не спала. Лежала с открытыми глазами и смотрела в темноту. В соседней комнате громко застонал Степан. Соня тревожно привстала и сразу же услышала голос Дуси:

— Степа, Степа, ты чего?

— А?.. — сонно отозвался он.

— Ты чего стонешь? Леночку разбудишь.

— А-а… Война приснилась… Вся земля горела… — сказал он.

— Надо же: на войне-то не бывал, а она тебе в голову лезет… А я вот никак не засну, все думаю.

— Чего думаешь?

— Да все про это про самое, — шепотом ответила Дуся. — Очередь-то на ясли подошла… А она что ж, у нас останется?

— Она мне не мешает, — ответил Степан.

— Тебе что? Принес получку, кинул на стол, а я крутись. Завтрак давай, обед давай, и от ужина никто не отказывается… А с гастрономом дело ляснуло. Этот лысый хрыч и на «здрасте» не отвечает. А кто виноватый? Не сахарная — не раскисла б, если б раз-другой и потискал ее. Когда на тебя нужный человек глаз положил, так с лаской будь… Он мне, знаешь, чего последний раз сказал? Он мне вот чего сказал: «Фирма веников не вяжет, фирма делает гробы». И смехом зашелся. Это с чего бы он такое сказал?

— Не знаю. Ну их всех к черту, торгашей твоих. Давай спать, — лениво ответил Степан.

— А все ж я Соньке намекну, чтоб в село ехала.

— И не подумай, — сказал Степан. — Я тебе такой намек устрою. Пускай живет девчонка.

— Ладно, спи, — буркнула Дуся.

…Дуся и Степан еще спали, когда Соня уходила из дому. В кухне на столе она оставила записку:

«Дорогие Дуся и Степан Николаевич! Спасибо, что поддержали меня в трудную минуту. Я устроилась на работу в одно перспективное место. Простите, что не сказала сразу, — боялась, будете отговаривать. Целую вас и Леночку. Соня».

Она выключила на кухне свет и тихонько вышла за дверь.

9

И снова началась у Сони новая жизнь. Она работала проводницей на пригородном поезде.

Поезд был собран из старых вагонов и останавливался у каждого столба. В нем ездили шумные и не очень-то деликатные люди в промасленных телогрейках, кожухах, полушубках, толстых платках. Они вносили с улицы спет на сапожищах и валенках, обивали его прямо в вагоне, громко переговаривались, чадили папиросами и махрой, лузгали

семечки…

В дневное время народу набивалось столько, что негде было встать, в ночное — вагоны бежали пустые, раскачиваясь от легкости и лязгая сцеплениями. В такие часы проводницы собирались в каком-нибудь одном вагоне и, коротая ночь, рассказывали разные были-небылицы, или играли в подкидного, или негромко пели, разгоняя сон.

Однажды в вагоне тоже было полным-полно народу. А тут еще на остановке ввалилась свадьба: молодая с молодым, с дружками и подружками, с девчонкой-баянистом. Стало очень шумно. Парни доставали из сумок стаканы и бутылки, наливали в стаканы вино, угощали незнакомых пассажиров.

— Девушка, товарищ проводница! Просим с нами! — крикнул парень в полушубке, когда Соня вошла в вагон с веником в руке, и протянул ей стакан.

— Нет… что вы, — смутилась Соня.

— Девушка, прошу! — настаивал парень. — Ребята, все просим!

— Пить до дна, пить до дна! — закричали Соне со всех сторон.

Соня махнула рукой, взяла стакан и отпила из него несколько глотков.

— Горько!.. — закричал молодым тот же парень в полушубке.

— Горько!.. — подхватили все.

Но невеста отбивалась от крикунов и не хотела на людях целоваться с женихом, хотя тот и тянулся к ней губами. Невеста хотела петь и затянула развеселую частушку. Девчонка-баянист заиграла на баяне, и все подхватили припев.

Соня стояла у окна и смотрела на веселившихся людей. В трех шагах от нее, на полу, подпрыгивал и повизгивал в мешке поросенок, а краснощекая молодица тщетно пыталась втиснуть ему в пасть соску, надетую на бутылку с молоком.

На остановке невеста спохватилась, что им пора выходить, и вся свадьба повалила к выходу.

Постепенно за окнами стемнело, вагон стал пустеть. Пошла к выходу краснощекая молодица, закинув за спину мешок с крикливым поросенком. Вышли на разъезде женщины с плетеными корзинами, нагруженными буханками хлеба, купленного в городе. Поднялся старик в заячьей шапке, опоясанный патронташем, снял с крюка свою двустволку.

А когда пришла ночь, пассажиров не стало вовсе. Только проводницы собрались в Сонином вагоне, и чернявая проводница гадала Соне на картах.

— Как хочешь, а он тебя любит, — говорила она Соне. — Вот ты… вот он, крестовый… С любовью к тебе и сердечным ударом.

— Любит, а сам предатель настоящий, — сказала другая проводница, совсем молоденькая, с приплюснутым носиком.

— Аферист! — сказала третья. — Брата в тюрьму посадил и ее на все село опозорил. Его в тюрьму б надо.

— Плюнь и не переживай, — сказала красивая проводница в кокетливо надетом берете.

— Я не переживаю, — ответила Соня. — К слову пришлось, вот и рассказала вам все.

— За мной сто парней бегало, — продолжала красивая. — Пока встречаемся — нравится, а поссорились — с приветом! Никогда не страдаю.