И снятся белые снега...
Шрифт:
Редька покинул посадочную полосу последним. Он на всякий случай проверил надежность тросов, крепивших к земле самолет, потом обошел вокруг складов, заглянул на бензоколонку, в радиорубку. И только убедившись, что везде полный порядок, отправился в гостиницу, то есть к себе домой.
Тарас Тарасович был удивлен, увидев, что дверь в комнату, где остановилась Бабочкина, настежь распахнута. Оттуда доносился ребячий писк и успокаивающий женский голос. Редька подошел к двери и едва не открыл от удивления рот. Какая-то женщина — конечно пассажирка — пеленала на кровати младенца.
— Граждане, — обратился к ним Редька, — эта комната занята, придется вам перейти в общую.
— Товарищ Борода… — вскинул на него невинные глаза южанин.
От такого обращения Редька поморщился.
— Я слышал, — продолжал тот, — что начальник аэродрома имеет не только редкую на весь мир бороду, но и редкое на весь мир сердце. Это же старая женщина, ее дочь и их маленький сын. Они везут сына папе, и папа еще не видел, какой на свете его сын. Им хорошо в такой маленькой отдельной комнате.
— Граждане, поймите меня, — сказал Редька. — Я не против отдельных комнат. Но у меня отдельных нет, и если сюда придут…
Ясон Бараташвили перебил его:
— Если сюда придут, мама, ее дочь и их сын пойдут в общую комнату. — И он приложил руку к сердцу. — Даю слово.
Тарас Тарасович принялся теребить бороду: ну что поделаешь с такими пассажирами? Вздохнув, ушел к себе. И едва успел снять пальто, как в дверь постучали. На пороге стоял Ясон Бараташвили.
— Товарищ Борода… — начал он.
На этот раз Тарас Тарасович уже не морщился: если человек такой навязчивый — это пустой человек, а с такого взятки гладки.
— …Скажи, пожалуйста, что мне надо делать, если я пойду к Юле Плотниковой, а по дороге начнется пурга?
Спасение принес резкий звонок телефона.
— Извините, я занят, — сказал Редька, многозначительно покосившись на допотопный аппарат-вертушку.
Ясон Бараташвили взялся за ручку двери:
— Понимаю. Я подожду в коридоре.
За полчаса, которые Ася Антонова провела в жаркой конторе торговой базы, на улице ничего не изменилось. Те же звезды в небе, та же синева вокруг, так же поблескивает под ногами снег, так же чинно и высоко вытягивается над крышами светлый дым.
Прошло всего несколько часов, как она приземлилась в Северном, а уже можно собираться в обратный путь.
Ася представляет, как бы вытянулось и без того длинное лицо ее шефа, как бы увеличились его маленькие глазки, окажись она сегодня в редакции. «Вы не улетели?» — было бы его первым вопросом. «Представьте, улетела и вернулась». Короткая пауза, редактор глотает воздух и — снова вопрос: «То есть как вернулись?» — «Очень просто. Анонимщик — кляузник и негодяй. Факты не подтвердились. Писать не о чем», — «По вашему, выходит…» Она опережает его: «Выходит, что сто рублей на билеты вылетели в трубу…»
Да, деньги на билеты вылетели в трубу: факты действительно
— Это в пять раз больше, чем при бывшем заведующем, — сказала Асе женщина-бухгалтер.
Нет, с организацией торговли в оленеводческих бригадах было не только хорошо — отлично! Черненькая, хрупкая девушка-чукчанка — счетовод базы, узнав от Аси о письме, вспыхнула:
— Плохой человек писал, — сказала девушка. — Какие здесь склады были? Щели, снег на товар летел. Мы пустые ящики разбили — склады обшили. Банки консервные у жителей собирали, железо резали — склады обивали. Заведующий с нами работал. Теперь хорошо товару. Зачем плохо писать?
Произнеся такую эмоциональную речь, девушка почему-то смутилась, уткнулась в свои бумаги. А Ася окончательно убедилась в незаурядных деловых качествах и организаторском таланте Тюрикова. Она даже подумала: «Ведь это тоже тема. Корреспонденцию можно так и назвать: «Ответ анониму…» Нужно только повидаться с Тюриковым. Приди Ася чуть раньше, она застала бы его в конторе, но сейчас он находился дома. Его отсутствие — не секрет для сотрудников: заведующий хлопочет дома по хозяйству, готовясь к встрече с женой, которая не сегодня-завтра должна прилететь с материка. Те же сотрудники посоветовали Асе сходить к нему домой.
У крыльца дома мужчина колол дрова — плавник, выловленный из моря, вероятно, еще летом. То, что это именно Тюриков, Ася определила еще издали по приметам: очень высокий, в белой меховой шапке. Кроме этой приметной шапки, на нем были меховые брюки и длинные, за колени, торбаса. Дрова Тюриков колол красиво: при каждом взмахе топора кругляши разлетались на ровнехонькие дольки.
— Здравствуйте! — подошла к нему Ася.
Он распрямился, стал совсем огромным.
— Здравствуйте, если не шутите, — весело отозвался Тюриков, блеснув золотым зубом. Лицо у него тоже было крупное, волевое. Он выжидательно смотрел на незнакомую девушку.
Ася назвалась.
— Вот здорово, что приехали! — сказал он так, словно давно ждал ее появления. — Вашу фамилию я по газете знаю, остро пишете. — Не подозревая, что ей стало неприятно от этой похвалы (Ася терпеть не могла подобных комплиментов), Тюриков сказал: — Заходите в дом, пожалуйста. Я сейчас это хозяйство, — он кивнул на кучу колотых дров, — в чулан перетащу, и весь к вашим услугам.
Ася не пошла в комнату — дверь туда из кухни была закрыта, — а присела у кухонного столика, напротив раскаленной плиты, расстегнула крючки полушубка, достала блокнот и карандаш. Из кухни ей хорошо было слышно, как в сенях возится Тюриков, громыхает поленьями, хлопает дверью.