И станешь ты богом
Шрифт:
Кудыма на бегу вскинул лук, метнул стрелу с тупым наконечником, употребляемую для охоты на дичь и пушного зверя. Сухо щёлкнула тетива о защитный щиток на левом запястье, грузно свалилась с дерева птица. Не снижая мерного темпа, он на бегу подобрал глухаря и, приторочив полупудовую тушу к своему поясу, засунул стрелу обратно в туль.
Когда почти стемнело, небольшой отряд остановился на берегу какого-то звонкого безымянного ручья. Быстро нарубили толстых сучьев для костра, развели несколько дымокуров. Кудыма разделал глухаря на две части. Одну из них бросили в закипающую в котелке воду, добавив немного муки, соли, пряных травок. Вторую нанизали на прут и зажарили на огне. Пока ели жаркое, подоспело жирное варево. Быстро выхлебали его деревянными расписными ложками, проглотили сочное, доспевшее мясо. Подбросив в дымокуры и в
На следующий день повернули на северо-восток. Постепенно характер местности менялся. Начались крутые взблоки и тягуны. А ещё через день перед путниками встали заросшие дремучей тайгой громады гор с торчавшими на хребтах останцами.
Сквозь хаос долин, хребтов, горных ручьёв и речушек Кудыма уверенно вёл свой маленький отряд к цели, на Мань-Пупу-Нер. На восьмой день они вышли к верховью реки Вятки. Теперь предстояло идти её берегами, а затем, по едва заметной тропинке – до капища, расположенного у подножия плато.
К позднему вечеру восьмого дня добрались и до него. Кудыма с Гондыром подошли к сонмищу окольчуженных деревянных идолов, вкопанных в землю полукругом. У их подножия лежали принесённые в дар бусы, пушнина, различное оружие. Чудинцы почтительно положили под каждого бога нарядно украшенную ленточками стрелу. Стрела – особый дар. Посвящённая богам, она обретает способность видеть, слышать, мыслить, самостоятельно передвигаться, издали находить врага и доставлять послания. Низко кланяясь, Кудыма и Гондыр отошли назад.
Ингрельд, не желая тревожить чуждых ему богов своим присутствием, подождал товарищей неподалёку.
Лагерь разбили у подножия плато. Договорились, что, пока Кудыма с Гондыром будут общаться с богами, варяг должен трое суток ждать их в лагере. Если же, по истечении установленного срока, они не вернутся, он отправляется в обратный путь с вестью, что боги забрали их к себе.
Духота не спадала. Несмотря на предчувствие грозы, небо в течение всего времени пути оставалось чистым. Все эти дни, с раннего утра и до позднего вечера, оно висело над головой странно блеклой, линялой синеватой тряпкой с огромной каплей яростно-жгучего солнца посередине. А короткой ночью на нём, моргая неверным светом, высыпали яркие, мохнатые звёзды. В эту ночь луна вошла в полную силу и низко плыла над горизонтом огромным, зловещим красным шаром. Было так же душно, как и днём.
Под утро небо стало затягиваться тучами. Их страшные, чёрно-лиловые громады скрыли выползающее солнце. Кругом резко потемнело. Где-то вдали пророкотал гром. Кудыма и Гондыр карабкались вверх по крутому склону. Всё оружие они оставили на попечение Ингрельда, сняв даже бронзовые напёрстки с большого пальца правой руки, которые надевают специально, чтобы не изрезать кожу тетивой при стрельбе из лука. На Кудыме остались только мягкие кожаные сапоги и набедренная повязка. За спиной – тугой свёрток с шаманским нарядом. Гондыр раздеваться не стал. Несмотря на ужасную духоту и небывалую жару, его колотил озноб. Никого и ничего не боявшийся воин сейчас дрожал от страха. Единственное, что приводило его в ужас – это возможность вызвать гнев богов. Ещё никогда и никто из смертных не поднимался на священное плато. Это грозило обращением в камень и вечным, нескончаемым пребыванием на вершине горы, у ног каменных исполинов. Страх липкой паутиной опутывал сознание, делал непослушным сильное и ловкое тело, скользкими, холодными пальцами выворачивал всё нутро. И только слепая вера в мощь Кудымы как шамана, в его рассудительность и ясный ум, в его небывалую физическую силу, а также воинская привычка повиноваться приказу заставляли Гондыра шаг за шагом продвигаться вперёд, вслед за Кудымой.
Внизу остался лес, и теперь на пути лишь изредка попадались кусты и чахлые, кривые берёзы. Под ногами то скользил мох, то осыпались мелкие камешки. Наверху, на самой вершине вытянутого плоскогорья, высились грозные столбы Мань-Пупу-Нер.
Но вот и вытянутая, плоская вершина. Осталось пройти всего несколько десятков шагов до ближайшего каменного
XIV
Кудыма властно остановил Гондыра, жестом приказав ему укрыться в увиденной им небольшой выемке. Присел рядом с ним на корточки.
– Не бойся ничего. Было мне видение, после обряда Важэсо касьтылом. Знай, не по своей воле мы пришли сюда. Пригласил меня сам Великий Предок нашего рода – Лось. Приказал мне взять с собой того, кому могу я доверить своё тело, пока душа моя будет общаться с Высшими. И обещал мне, что для этого человека ничто не сочтется за кощунство, ибо он также является приглашённым. Я выбрал тебя.
– Клянусь, Кудыма, я никогда не забуду того, что ты мне сказал. Я никогда не забуду твоего доверия. Делай, что должно, и пусть будет то, что будет. Не беспокойся. Даже если за твоим телом придёт сам Омоль, я загрызу его зубами.
Кудыма ободряюще похлопал Гондыра по плечу. Надел шаманский костюм и лёгким шагом двинулся к столбам.
Теперь уже всё небо, от края и до края, клубилось грозными, чёрными тучами, в которых полыхали зигзаги слепящих зрачки молний; почти непрерывно грохотал гром. Кудыма встал между столбами и поднял руки к небу.
– Га-а-а-а!!! – протяжно прокричал он, перекрывая своим криком рык небес. И вдруг коротко и резко закончил: – Хоть-но!
И снова, протяжно и громко:
– Га-а-а-а!!!
Затем Кудыма, на очень тягучем языке, запел какую-то песню. Чем-то древним и могучим веяло от этих непонятных, протяжных звуков. Вероятно, именно так разговаривали очень далёкие пращуры людей, когда ещё не было разделения на племена, народы и языки. Песня набирала мощь, разносясь громким эхом по окрестностям, и её уже не могли заглушить всё более и более яростные удары грома, следующие вслед за всполохами синих молний. Кудыма, следуя выводимой им мелодии, приступил к танцу. Его тело необычайно быстро и плавно скользило между каменными истуканами, грациозно изгибалось и кружилось вокруг своей оси, то внезапно сжимаясь в тугую пружину, то резко и неуловимо расправляясь в немыслимых прыжках и поворотах. В песне слышались одновременно грохот сражения, шёпот влюблённых, гул водопада, журчание весеннего ручья, шуршание осенних листьев под ногами, лютое завывание зимней вьюги. В ней смешались стон и смех, боль и радость, вызов стихиям и умиротворение. Каждый жест танца дополнял и вносил в песенный ритм что-нибудь новое и особенное. Ни в песне, ни в танце не было раболепного поклонения богам. Как будто равный пришёл разговаривать с равными. И не просто разговаривать, а требовать! Это чувствовалось в каждом звуке, в каждом движении, каждым изгибе или прыжке. Это был могучий вызов Человека всем мирам, включая мир духов и богов!
Тогда Гондыр, влекомый этой силой, доселе ему неведомой, встал в полный рост и, уперев руки в бока, расхохотался прямо в грозовые небеса!
А небо все кружило и бесновалось, закручивая огромные, тяжёлые лиловые тучи в невероятный хоровод. Постепенно из туч стало вырисовываться лицо. Густые брови нависали над бездонными, чернее тьмы, глазами, припухлые щёки и подбородок закрывала косматая борода, на голове клубилась копна густых, нечёсаных волос. Неровная линия толстых губ презрительно изгибалась.