И станешь ты богом
Шрифт:
Нечто, что следовало за волотом, скорчило очередную рожу и мерзко захихикало. Затем из бесплотного духа начал вырисовываться образ. Какая-то жуткая физиономия, вся покрытая буграми зеленоватого цвета, разинула пасть, оскалив три ряда острых, мерцающих зубов. Физиономия всплыла над поляной, потом резко и стремительно бросилась на шамана. Кудыма увернулся. Волна ненависти охватила его. Чудинец вытянул вперёд обе руки. Из его ладоней ударили две молнии блестящего чёрного света. Душераздирающий рёв сотряс пространство, закачались и попадали столетние деревья, ватажников прокатило по земле. Нечто в ужасе заверещало, попытавшись уклониться от
Опустошённый, обессиленный шаман медленно опустился на сырой, окровавленный мох. Сотоварищи с ужасом смотрели на него.
Дождевая пыль, как и прежде, висела в воздухе. Только теперь она пахла свежей кровью и палёным мясом.
IX
Первым опомнился Щука. Осторожно отняв ладони от ушей, поднялся. На дрожащих ногах подошёл к шаману, присел рядом. На него смотрели пустые, бездумные разноцветные глаза. Щуке стало страшно. Но он преодолел себя, положив твёрдую ладонь на плечо друга:
– Кудыма, надо идти. Вставай.
Понемногу к шаману начали подтягиваться и остальные. Окружили его кольцом. С помощью Щуки и Ингрельда Кудыма, опираясь на их руки, поднялся. С каждым мгновением, с каждой секундой его тело вновь наливалось силой, требуя движения. Хотя разум ещё прибывал в смятении, но уже начинало приходить понимание того, что он получил в дар от духа Иремель.
– Да, надо идти. Дорогу осилит идущий. Прости, Гондыр, но сейчас не время проводить обряд. Нет у нас его сейчас. Но я тебя, старый друг, обязательно найду. Даже не сомневайся. Твоя душа успокоится на ветвях Древа Мироздания. Верь мне. И не сердись. Всему своё время.
– Ex quo omnia, omnia quae sub caelo est cuius hora. Tempus nascendi et tempus moriendi, tempus seminabunt et tempus evellendi tempus occidendi et tempus curatur, tempus tacendi et tempus loquendi, tempus belli et tempus pacis [44] .
Волчий хвост развёл руками, понимающе улыбнулся. Его не понял никто, один лишь Щука, знавший латынь, внимательно посмотрел на атамана и кивнул, соглашаясь с книжной мудростью.
Глубоким вечером, когда уже было почти ничего не видно, ватага, преодолев большое верховое болото, подошла к самому подножию Злой горы. Огромный язык курумника преградил путь. Решили заночевать у его края. Костёр не разводили. Кое-как пристроившись под лапами огромной ели, промокшие, смертельно уставшие люди уснули.
44
Всему на свете свое время, всему под небесами свой час. Есть время родиться и время умирать, время сеять и время корчевать, время убивать и время лечить, время молчать и время говорить, время войне и время миру (цитата из Ветхого Завета).
Дождь лил не переставая всю ночь. Только под утро поднялся ветер, и перестало дождить. Низкие серые тучи быстро гнало по небу. От земли поднимался густой, удушливый туман, насыщенный прелым запахом близких болот, сгнивших деревьев, давленого папоротника и грибов. Здесь, у подножия горы, не было видно её вершины. Но словно что-то огромное и зловещее давило, заставляя съёживаться, вызывая желание как можно скорее покинуть это негостеприимное место.
Из сырых веток насилу развели дымный костёр. Того, что кто-нибудь увидит дым и придёт проверить, кого же это занесло в эти гиблые места, не опасались. К Злой горе никто не ходит. Проклято это место. Никто не пасёт на склонах Ямантау скот, никто не ставит юрт, никто не рубит леса для строительства изб. Никто даже не охотится. Если и существует
Кудыма, немного поразмыслив, объявил суточную стоянку. Всё равно нужно разведать обстановку, окрестности, осмотреться. И спокойно, основательно подумать.
После завтрака, состоявшего из чёрствой лепёшки да куска твёрдого, как камень, сыра, Кудыма послал Ингрельда и ещё пару ватажников побродить по окрестностям у подножия горы, посмотреть, нет ли здесь, кроме них, других людей, и, по возможности, поохотиться. Конечно, все ватажники ребята выносливые, привыкшие легко переносить холод, голод, боль, но зачем зря томить желудок, если на остриё стрелы вдруг подвернётся косуля, лось, тетерев или жирный заяц?
Ближе к полудню возвратились ватажники, посланные на разведку. Ингрельд принёс пару зайцев и поросёнка, другой ватажник добыл пудового глухаря, третий притащил косулю. Следов человеческого присутствия никто из них не обнаружил. Зато нередко попадались чудовищных размеров медвежьи следы. Кудыма немного успокоился. Даже непомерно огромный бер [45] – всё-таки зверь и не более того. Недаром ведь говорят, что самый страшный зверь в лесу – человек. Нет хитрее, коварнее, злобнее, беспощаднее, свирепее и подлее на свете существа, чем человек. Здесь нет людей – и это хорошо. А с остальным они как-нибудь справятся.
45
Бер (устар.) – медведь.
Но где искать нож? Где? Вот она – гора. И что дальше? Каким ключиком открыть потайную дверцу в заветную комнату?
Кудыма припомнил дар Иремель. Вот только как его можно использовать? Ведь в прошлый раз его скрытый дар проявился, когда он пребывал в ярости. И что толку от сокрушающего чёрного луча перед равнодушной громадой горы, возраст которой даже трудно себе представить? Сколько всего повидали и испытали на своем веку эта гора? От её отрогов веяло невероятной мощью. Пожалуй, даже святое место – гора Иремель, такой не имела.
Шаман пребывал в растерянности. Они были почти у цели. Но – близок локоть, да не укусишь.
И Кудыма решился на отчаянный шаг.
По его приказу разбили не временную стоянку, а настоящий лагерь. Поставили несколько шалашей, обнесли их частоколом, возвели сторожевую вышку, за частоколом выкопали ров.
Ватажники несли караульную службу, охотились, занимались воинскими упражнениями. Кудыма устранился от всего. Несколько суток он ничего не ел, лишь изредка пил чистейшую родниковую воду. Уподобившись камню, сидя в позе лотоса, очищал шаман тело и душу. Всё ярче и ярче выступали на его теле ожоги-татуировки, полученные на Мань-Пупу-Нер. Изредка его посещали видения, и тогда ватажники со страхом видели на лице шамана оскал странной улыбки.
Наконец настал час, когда Кудыма понял: он готов для выполнения задуманного.
А когда понял, то, не говоря никому ни слова, просто встал и пошёл. Вперед и не сворачивая. Рухнул частокол от, казалось бы, лёгкого его толчка. Шаман вошёл в лес, где его поглотили корявые дебри Ямантау.
Как он добрался до вершины, Кудыма не помнил. Мелькали какие-то смутные воспоминания о дремучем лесе, о каменных кручах, оползнях; ближе к вершине было мелколесье. Но вот и двугорбая плоская вершина Ямантау, что корёжилась под холодным пронзительным ветром беспорядочным нагромождением каменных глыб.