И свет во тьме светит

Толстой Лев Николаевич

Марья Ивановна. Да ведь это все было. Ведь это у всех и за границей и везде.

Николай Иванович. Не могу я, с тех пор как я понял, что мы все братья, я уже не могу не видеть этого и не страдать.

Марья Ивановна. Вольно же. Все можно выдумать.

Николай Иванович(горячо). Вот это-то непонимание ужасно. Ну вот нынче. Утро я провожу в Ржановом доме среди золоторотцев, вижу, как там прямо от голода умер ребенок, как мальчик стал алкоголиком, как прачка чахоточная едет полоскать белье; потом прихожу домой, и лакей в белом галстуке отворяет мне дверь,

вижу, как мой сын, мальчишка, требует от этого лакея, чтобы он принес ему воды, вижу эту армию прислуги, работающих для нас. Потом я иду к Борису, человеку, жизнью своей отстаивающему истину, и вижу, как его, чистого, сильного, твердого человека, умышленно доводят до сумасшествия и гибели, чтобы отделаться от него. Я знаю, они знают, что у него порок сердца, и они раздразнивают его и тащат в отделение бешеных. Нет, это ужасно, ужасно. И тут я прихожу домой и узнаю, что та одна из нашей семьи дочь, которая понимала – не меня, а истину, что она заодно отреклась и от жениха, которому обещала любовь, и от истины и выходит за лакея, лгуна...

Марья Ивановна. Как это по-христиански!

Николай Иванович. Да, это скверно, я виноват, но я только хочу, чтобы ты перенеслась в меня. Я только говорю, что она отреклась от истины...

Марья Ивановна. Ты говоришь: от истины; а другие, и большинство, говорят: от заблуждения. Ведь вот Василий Никанорович думал, что он заблуждался, а теперь вернулся же к церкви.

Николай Иванович. Да не может быть!

Марья Ивановна. Он писал Лизаньке, она покажет тебе письмо. Все это очень непрочно. Также и Тоня. Я уже не говорю про Александра Петровича, который находит это только выгодным.

Николай Иванович(сердится). Ну, все равно. Я только прошу меня понять. Я все-таки считаю истину истиной. Так мне это больно. И тут дома, вхожу, вижу елка, бал, трата сотен, когда люди мрут с голода. Не ногу я так жить. Пожалей меня, я измучился. Отпусти меня. Прощай.

Марья Ивановна. Если ты уйдешь, я уйду с тобой. А если не с тобой, то уйду под тот поезд, на котором ты поедешь. И пропадай они все – и Миша и Катя. Боже мой! Боже мой! Какое, какое мучение. За что? За что? (Плачет.)

Николай Иванович(в двери). Александр Петрович, идите к себе. Я не поеду. Я останусь, хорошо. (Раздевается.)

Марья Ивановна(обнимает его). Недолго нам жить осталось. Не будем портить после двадцативосьмилетней жизни. Ну, я не буду делать вечеров, но не наказывай меня.

Явление шестое

Те же, Ваня и Катя.

Ваня и Катя(вбегают). Мама, иди скорей.

Марья Ивановна. Иду, иду. Так будем прощать друг другу. (Уходит.)

Явление седьмое

Николай Иванович один.

Николай Иванович. Ребенок, совсем ребенок, или хитрая, женщина. Да, хитрый ребенок. Да, да. Видно, не хочешь ты, чтобы я был твоим работником в этом твоем деле; хочешь,

чтобы я был унижен, чтобы все могли на меня пальцами указывать: говорит, но не делает. Ну, пускай. Ты лучше знаешь, что тебе нужно. Смирение, юродство. Да, если бы только возвыситься до него!

Входит Лизанька.

Явление восьмое

Николай Иванович и Лизанька.

Лизанька. Простите. Я несла вам письмо от Василия Никаноровича. Он пишет мне, но просит сообщить вам.

Николай Иванович. Неужели это правда?

Лизанька. Да, прочесть?

Николай Иванович. Прочти, пожалуйста.

Лизанька(читает). «Пишу вам, прося вас передать это Николаю Ивановичу. Я очень сожалею о том заблуждении, в котором явно отступил от святой православной церкви, и радуюсь, что вернулся к ней. Желаю вам и Николаю Ивановичу того же. Прошу простить меня».

Николай Иванович. Замучили его, бедного. Но все-таки это ужасно.

Лизанька. А еще я пришла сказать вам, что приехала княгиня и в ужасно возбужденном состоянии пришла ко мне наверх и хочет вас непременно видеть. Она сейчас была у сына. Я думаю, лучше отказать ей. Что же может выйти из вашего свидания?

Николай Иванович. Нет, зовите ее. Видно, нынче такой ужасный день испытаний.

Лизанька(уходит). Так я позову.

Явление девятое

Николай Иванович один.

Николай Иванович. Да, да, только бы помнить, что жизнь только в служении тебе. Помнить, что если ты посылаешь испытание, то потому, что считаешь меня способным выдержать его, что оно по силам мне. Иначе бы оно и не было испытанием... Отец, помоги, помоги мне делать не свою, а твою волю.

Входит княгиня.

Явление десятое

Николай Иванович и княгиня.

Княгиня. Приняли меня, удостоили. Мое почтенно. Я не подаю руки вам, потому что ненавижу, презираю вас.

Николай Иванович. Да что случилось?

Княгиня. А то, что его переводят в дисциплинарный батальон. И это вы сделали.

Николай Иванович. Княгиня, если вам что нужно, то скажите, а если только для того, чтобы бранить меня, то вы только вредите себе. Меня же вы не можете оскорбить, потому что я всей душой сочувствую вам, жалею вас.

Княгиня. Какое милосердие, христианская высота! Нет, господин Сарынцев, меня-то вы не обманете. Знаем вас теперь. Сына моего вы погубили, вам все равно, а сами задаете балы, и невеста моего сына, ваша дочь, выходит замуж, партию делает, какая вам приятна. А вы здесь притворяетесь, что опростились, столярничаете. Как вы мне отвратительны с своим фарисейством новым!

Николай Иванович. Княгиня, успокойтесь. Скажите, что вам нужно. Ведь не только то, чтобы ругать меня.