И телом, и душой
Шрифт:
Лена все же не сдержалась. Губы предательски задрожали, и из глаз ринулись горькие слезы.
— Нет… — прошептала она, всхлипывая. — Он никогда не забудет…
— Девочка моя! — воскликнула Лидия Максимовна, прижимая Лену к себе, укачивая ее, как ребенка. — Леночка…
— Он никогда не забудет! — прорыдала Лена, не сдерживаясь, прижимаясь к свекрови все сильнее, а потом тихо добавила: — И не простит.
— Объяснишь, что с тобой творится в
Максим не успел и шага ступить, уставился на него с непониманием в глазах.
— О чем ты?
Александр Игоревич подошел к нему вплотную.
— Прикрой дверь! — сказал он и, Макс исполнил просьбу.
— Я о тебе и твоем отношении к Лене, — проговорил отец, подходя к столу.
Макс помрачнел, губы сжались в плотную линию.
Вот о чем, о чем, а об его отношениях с Леной он говорить не желал! Это его дело! Его и Лены. И больше никого касаться не должно! Касалось девять лет назад, а теперь — уже нет.
Максим прошел вперед и остановился в центре комнаты, не глядя на отца, смотрящего на него в упор.
— У нас все хорошо, — выдавил он из себя. — Что тебя волнует?
— Почему ты запретил ей приехать к нам погостить? — напрямую спросил отец
Макс засунул руки в карманы брюк. Вот так и знал ведь, что припомнит он ему это!
— Она нужна мне в городе, — он сделал несколько шагов в сторону, словно стараясь найти уголок, где можно было бы спрятаться от этого пугающего чувства страха оттого, что отец обо всем догадается. — У нас благотворительный вечер в следующую субботу!
— Тогда после этого твоего вечера! — упорствовал отец, не желая отступать. — После у тебя никаких вечеров нет в планах?
Руки Макса сжались в кулаки, а на скулах заходили желваки.
Какого черта отец вообще затеял этот разговор?! Неужели неясно, что он никуда не отпустит Лену без себя?! Что тут непонятного?! Не хочет он этого! А вот почему не хочет… Это уже другой вопрос.
И Макс помрачнел от мыслей, захвативших его в водоворот.
— Скажи лучше прямо, что не хочешь отпускать ее от себя и на шаг! — воскликнул вдруг отец.
Максим мгновенно устремил взгляд на отца. Глаза сузились, в уголках губ появились морщинки. Он сильнее сжал руки в кулаки.
Нет, это не так! Кричало что-то внутри него! Рвалось наружу, выплескиваясь из него потоком бранной ругани и неконтролируемой злости. Не так!
Хотелось доказать не только отцу, но и всему миру… Что?! Что доказать, черт возьми?!
— Я могу! — сквозь зубы выдавил Макс.
Колесников-старший уставился на него.
— Можешь, — согласился Александр Игоревич. — Но не хочешь!
Макс буквально взревел. Ярость загорелась
Сейчас ему больше всего на свете захотелось разнести все в пух и прах! Руки так и чесались съездить кому-нибудь по физиономии. А рядом, как назло, только отец, провоцирующий его своим прямым взглядом в упор и выражением чертового понимания всего, что с ним творится, на лице!
Макс заметался по кабинету, как тигр в клетке, удерживая руки в карманах брюк, чтобы ненароком не разбить что-нибудь. Не глядя на отца, не желая что-либо отвечать ему. Правду или ложь… Неважно!
Он просто не желал об этом говорить, вот и все!
Только бы сдержаться! Только бы сдержаться!
— Я жалею, что заставил тебя это сделать, — проговорил вдруг отец с тяжелым вздохом.
Макс резко остановился и, тяжело дыша, пропыхтел:
— Что сделать?
— Заставил тебя жениться.
Макс поджал губы и, как ни странно, стал остывать.
Девять лет назад, он бы подтвердил слова отца. Сказал бы, что да, зря!! Что он испоганил всю его жизнь, послал к чертовой матери все его мечты и надежды, отнял у него право выбора, заставил его подчиниться обстоятельствам. Дважды!
Но сейчас… Сейчас это уже…
— Теперь это уже неважно, — проговорил Максим, поворачиваясь к отцу спиной. Чтобы тот не увидел странного блеска в глазах, полыхнувшим синим пламенем?
— Ты делаешь ей больно, — тихо проговорил Колесников-старший и посмотрел на сына.
О ком говорит отец, можно было и не угадывать.
Макс поморщился.
— Нет.
Александр Игоревич двинулся на него.
— Да что я говорю, — проговорил он, сведя брови. — Ты сам себе больно делаешь!!
Макс молча смотрел на него, сжав зубы. Слова отца, словно ножи впивались в сердце. Вновь бередили те раны, которые, он думал, уже залечило время. Неужели девяти лет оказалось недостаточно?!
Макс раздраженно повернулся к нему спиной, сдерживая себя, чтобы не закричать.
Не собирается он слушать эту чушь! Отец ничего не понимает! Никогда не понимал! И сейчас не должен… не имеет права просто…
Александр Игоревич приподнял подборок и заявил:
— Ты просто не хочешь признавать очевидного!
Максим резко повернулся к нему, пронзил его глазами.
— И что же ты понимаешь под очевидным?!
Они так и стояли, глядя друг на друга, испепеляя друг друга этими взглядами, возможно, но, не отводя их. Два упрямца, два привыкших подавлять мужчины, два меча, скрестившихся в бою.