И только сердце знает (том 1)
Шрифт:
Неожиданно подувший холодный ветер, зябко пробежавший по ее обнаженному телу, заставил Рейну покраснеть. Вряд ли она могла находиться в более ужасающем положении, чем теперь, даже если бы была полностью обнаженной, поскольку это было бы сделано намеренно, с целью унизить ее, дать ей понять всю невыгодность того положения, в котором она оказалась по воле судьбы. Произошедшее же с ней было абсолютно случайным и от этого еще более возмутительным, поскольку вообще могло бы не произойти. И Рейна поспешила исправить положение, пока ее похитители не заметили ее замешательства, однако она все только испортила, стараясь натянуть сорочку, ибо Ранульф принял ее усилия за попытку освободиться и еще сильнее сжал ее запястья.
Однако
Отчаянно Рейна снова попыталась поднять руки — и тут, к своему величайшему ужасу, поняла, что наделала. Фитц Хью поднял горевшие раздражением глаза, и взгляд его замер, когда обнаженная грудь Рейны оказалась на уровне его лица.
Рейна издала глубокий стон, однако кляп, все еще находившийся у нее во рту, мешал ей выразить всю степень ее негодования. А мужчины, казалось, были настолько ошеломлены, что даже не заметили ее отчаянных попыток выразить возмущение. Ошеломленный Ранульф еще сильнее сжал запястья девушки, хотя у нее и так не было ни единого шанса вырваться. Она все еще отчаянно пыталась поднять руки, а Ранульф уставился на ее грудь не менее откровенно и пожирающе, чем его оруженосец, как будто ни тот, ни другой никогда в жизни не видели обнаженной женской груди. Рейна же не могла даже встать, чтобы хоть повернуться спиной к этим совсем ошалевшим мужчинам. Но даже если бы Фитц Хью и разжал стальной обруч своих рук и ей удалось бы все-таки встать на колени, то грудь ее непременно ткнулась бы прямо в лицо Ранульфа, и хотя это и отвлекло бы его пристальный взгляд, столь смущавший Рейну, она не стала рисковать. Некоторые мужчины могли истолковать подобные действия как искусную уловку, как приглашение, и если этот великан тоже, не дай Бог, подумает, что она…
Наконец на помощь отчаявшейся девушке пришел Ланзо, хотя и сделал это с заметной неохотой. Когда он осознал, что без посторонней помощи Рейна не сможет поправить сорочку, яркий румянец залил его щеки. Трясущимися руками, обливаясь холодным потом, будто вопрос его жизни решался в зависимости от того, коснется он или нет тела девушки, Ланзо поправил сорочку, еле дотрагиваясь до материи.
Однако Ранульфу предстояло выдержать еще одно испытание: когда Ланзо поправлял рубашку, ее кончик случайно задел сосок столь манящей груди, который тут же сморщился… Мужественный воин с огромным трудом перевел дыхание и облизал пересохшие губы… Рейна же облегченно вздохнула, когда достоинство ее хоть немного было восстановлено. Ее улучшившееся настроение не смогли бы испортить и эти фиолетовые глаза, которые лишь на одно мгновение встретились с ее взглядом и снова опустились к ее запястьям. Итак, Ранульф был сражен, хотя и старался сделать вид, что уже забыл об этом необычном происшествии.
Но от внимательных глаз Рейны не ускользнула та чуть заметная перемена выражения лица рыцаря, когда он случайно встретился с ней глазами. Его лицо не было больше ни суровым, ни свирепым, но… О! Даже в ярости Ранульф был красив, а когда был ошеломлен, то представлял воистину смертельную опасность для любой женщины… Что-то произошло и с юным генералом, ибо Рейна вдруг почувствовала, что, глядя на сердитое лицо Ранульфа, она ощущает какую-то странную умиротворенность. Ей как будто было легче дышать оттого, что он был просто красив, а не прекрасен, хотя она вряд ли смогла бы объяснить причину, вызвавшую столь странные в ней ощущения.
Вскоре хмурый взгляд вновь вернулся к
Если бы Ранульф позволил себе подобное в самом начале общения с Рейной, то она почувствовала бы себя безмерно униженной, однако после того, как ей невольно пришлось предстать полуобнаженной перед мужчинами, румянец, горевший на ее щеках, и так выдавал всю бурю чувств, кипевших в ней, поэтому ее реакция на подобную вольность осталась незамеченной. Она вполне могла бы обрушиться на Ранульфа с градом упреков за все, что он ей сделал, за все те страдания и боль, что пришлось ей вытерпеть по его милости, однако в тот момент у Рейны было лишь одно желание — чтобы этот непонятный великан, вносивший смятение в ее сердце, просто ушел и оставил ее в покое. И все…
Но он решительно не собирался оставить девушку одну. Ранульф подвинул стул ближе к своей пленнице и взгромоздился на него как раз напротив нее. То, что он не предложил стула и ей, не вызвало у Рейны и тени недоумения, ибо это было вполне в его стиле — так что удивляться нечему. Этот мужчина был самым невоспитанным и неучтивым рыцарем, когда-либо встреченным Рейной в ее жизни. И если этот нахал возомнил себе, что она собирается и дальше сидеть в столь неудобной и унизительной для себя позе, то он, наверное, ко всем своим недостаткам еще и сумасшедший!
Какое-то время Рейна просто игнорировала присутствие рыцаря в палатке, делая вид, что поглощена всецело задачей освобождения своего милого ротика от этого ужасного кляпа и проверкой целостности своей челюсти, которая стала нестерпимо тяжелой и совершенно отказывалась двигаться. Прежде чем Рейна поднялась, она тщательно растерла запястья, занемевшие от веревки. Наконец она встала и с достоинством, на какое только была способна в подобной ситуации — растрепанные волосы ниспадали на ее плечи какой-то спутанной массой, нагота ее тела была прикрыта лишь тончайшей сорочкой, не доходившей ей и до колен… — прошествовала к тому месту, где валялось покрывало, так долго служившее ей темницей, и обернула его вокруг себя наподобие мантии. И только тогда снизошла она до того, что смерила своего врага презрительным, испепеляющим взглядом…
— Итак, сэр рыцарь, — проговорила Рейна обманчиво-льстивым голосом, — если вы собираетесь сообщить мне что-либо, то прошу вас — сделайте это побыстрее, ибо ваше присутствие для меня невыносимо.
Подобной наглости было более чем достаточно, чтобы заставить рассвирепевшего Ранульфа вскочить, но он совершенно упустил из виду, что размеры палатки немного не соответствовали его собственным. Рейна с трудом подавила приступ сумасшедшего смеха, когда она увидела выражение лица Ранульфа, который со всей своей недюжинной силой ударился о потолок, отчего стены палатки угрожающе зашатались, рискуя развалить столь шаткую постройку. Ранульфу все же пришлось сесть, и хотя гнев его еще по-прежнему был страшен, Ранульф казался более спокойным, чем когда он возвышался над Рейной непреклонной глыбой, исторгающей огненные молнии.
— Вижу, чувства наши взаимны, — сказала Рейна, прежде чем рыцарь успел открыть рот.
Это только усилило его ярость, а лицо стало совсем темным от переполнявшего рыцаря гнева.
— По крайней мере хоть в этом мы схожи, так что, если вы еще не проглотили свой язык и если он знает что-нибудь более разумное, чем все те глупости, что мне уже приходилось слышать, соизвольте поторопить его!
Она видела, что лишь неимоверным усилием воли Ранульф заставил себя сидеть на стуле. Однако дар речи все же вернулся к нему, и Ранульф прорычал, повернувшись к Ланзо: