И тысячу лет спустя. Ладожская княжна
Шрифт:
— Почему они не убили Димитрия? — как-то спросила Ефанда у Иттан, заметив, что монах входил в свой храм, который также почему-то еще не был разрушен.
— Они ждут Марну. Когда услышали, что она храм возвела, трогать его не стали, а монаха сняли с креста, на котором распяли. Ты глянь, что у него теперь шрамы от гвоздей.
— А что такого в этой Марне, что викинги перестали убивать христиан?
— Она же вёльва, — вздыхал Николка, выщипывая курицу. — Они боятся что-либо нарушить в ее мире, вот и ждут ее. Ее ближайших людей сделали рабами, но не убили.
— И что же Димитрий теперь делает в храме?
— А что же ему делать? Живет и молится.
Живот Ефанды подрастал, а Синеус никак не хотел с ней лишний раз поговорить. Он любил ее, но был до сих пор в обиде.
— Ты первым делом пошла к нему, узнать, примет ли он тебя обратно, вот и весь ответ, — как-то кинул ей Синеус вслед, не выдержав.
— Он мой первый муж, а Ингвар — сын его, — вздыхала Ефанда. — Так меня обязали боги.
Но с некоторых пор на Ефанду начал поглядывать сам Эрик, только не решался подойти, ведь она была женой то ли конунга, то ли брата его. Ефанда и впрямь ему нравилась, и он посылал ей неоднозначные намеки, а она только опускала голову и уходила прочь.
— Мне жена твоя бывшая приглянулась, — Эрик сам пришел к Рёрику. — Бьерн мне дал добро на женитьбу, а ты что скажешь?
Рёрик стиснул зубы и натянул улыбку. Он бы не хотел ничего сказать, он хотел бы вспороть Эрику кишки, но не мог: тогда между Бьерном и Рёриком быть междоусобице.
— Это не мне решать, а Ефанде. Она теперь свободная женщина. Правда, беременна от Харальда, а он ее еще не упускал. Ну ты спроси у него, может, и третий есть, я почем знаю?
Так Рёрик и отвадил Эрика от Ефанды, и она вновь осталась одна без всякого мужского внимания.
Марна сладко потянулась, и Райан обнял ее еще крепче, прижимаясь к себе и пряча нос в ее кудрях.
— Давай еще поспим. Кто знает, быть может, это последняя спокойная ночь, — шепнул он ей на ухо.
— Перед смертью не надышишься, как говорится… — она улыбнулась красными губами и повернулась к любимому. — Все будет хорошо, я это знаю. Ведь я все еще здесь, а значит, я родилась…
— А значит, я женился на другой. Да-да.
Райан поднялся с постели в палатке, размял затекшую спину и похрустел ей.
— Многие люди ушли вчера, из-за Радимы. Нас меньше, но будем полагаться на людей из других кланов.
— Племен, — по-доброму поправила его Марна, улыбнувшись: Райан все же был ирландцев до мозга костей. — Значит, выходим уже завтра? Каков план? Что говорил тебе Олег?
Марна отказалась от участия в переговорах. Она оставила это на Райана, сделала его своим воеводой и отошла от дел. Она хотела быть только воином, что ей итак едва позволили. Она, наконец, похволила Райану быть мужчиной.
— Мы окружим крепость со всех сторон, это очевидно, — рассказывал ей Райан. — Будем штурмовать. А ты помнишь ту лазейку в крепости?
— Когда мы шли к Линн? Конечно, помню.
— Если она еще там есть, несколько людей проникнут.
— Я пойду!
— Марна…
—
Райан только поцеловал ее в лоб. Затем они вышли из палатки. В этот раз Марна не заходила в Новгород, чтобы ночевать. Она выбрала остаться с Райаном и его людьми в лагере, и ей это нравилось и было за счастье.
Последний день перед битвой они проводили вдвоем, когда Райан не был в крепости на переговорах и обсуждениях плана. Купались в Волхове, занимались любовью, рассказывали друг другу истории и на всякий случай прощались.
— Ты должен знать, что если я выживу и вернусь назад, я сделаю все, чтобы мир знал твое имя, мой герой, — она целовала его в веснушчатые щеки.
— А ты должна знать, что если я останусь без тебя в Ирландии, мою первую дочь или внучку будут звать Марна.
Когда вёльва увидела тысячи людей, собравшихся вместе из разных племен, у нее захватило дух. Вот так и началось объединение славян: общим делом, общим мечом и общей кровью. Все они пришли для того, чтобы прогнать чужака, значит, все-таки, так или иначе, считали себя похожими. Каждое племя вел свой воевода, а впереди всех стоял Мстислав и Олег. За ильменскими словенами шли вятичи, затем кривичи, поляне и, наконец, замыкали северяне и другие повольники, собранные Райаном. С ним шла и Марна, в самом конце армии.
У каждого отряда была своя песнь, и потому решили, что каждое племя будет заводить свой гимн по очереди, а другие подпевать. Марна слушала их мотивы, да и только думала, что все же это был единый народ: даже песни у них были на один лад, хоть и разные. Как брат и сестрица — разные, а все же родственники.
— Она их предупредила, — смекнула Марна, когда увидела, что ладожская крепость была ограждена заостренными кольями, а за ними был вырыт ров. Олег тогда остановил армию, так как не мог идти дальше, и Марна прискакала к нему, чтобы глянуть, в чем дело.
— Здесь может быть засада, — ответил Олег, натягивая поводья, чтобы вернуть армию назад. — Отступаем! Отступаем!
Но было поздно. Стрелы тут же гроздьями посыпались с неба, и было потеряно много людей, пока армия Мстислава и Олега бежала назад. Был ранен и воевода вятичей, он скончался на месте, и тогда Олег встал на его место, оставив Мстислава одного.
— Мы потеряли треть! — рвал и метал Олег, когда к вечеру в их лагере был закончен подсчет не вернувшихся. Каждый воевода отчитался за свое племя. — И почти все — это наши, новгородцы! Те, кто стояли впереди!
— Нужно пойти на разведку, — предложил Райан. — Мы с Марной знаем один ход.
— Как вы пройдете через ров и колья?
— Мы поплывем под водой в Волхове.
Олег и Мстислав сомневались. Они не хотели допускать до этой глупой затеи ни саму Марну, ни воеводу северян, но Райан уговорил их, как и сама вёльва смогла в свое время уговорить его.
— Хорошо, но с вами пойдет кто-то еще один.
— Я пойду, — вызвался Паук. — Я уж хорошо изучил все тропы на той стороне, пока мы жгли драккары.