И умереть некогда
Шрифт:
Не успел он переступить порог, как все было забыто. Ему не терпелось поскорее поделиться впечатлениями прошедшего дня, рассказать обо всех перипетиях, о том, что он видел и где был; с юмором, без всякой горечи поведал он ей, как в Монте-Карло, в отеле «Париж», пока его клиент пил чай, он оказался среди шоферов — тех, что носят форму и, сняв фуражку, открывают дверцы машин.
— Ты никогда не будешь таким!
— Нет. Но видишь ли, это входит в нашу профессию. Мой клиент — человек славный, но простой. А чтоб иметь богатую клиентуру, надо быть шофером другого класса.
— И машину тоже надо иметь другую.
— Конечно.
— Нам хватит того, что ты сможешь заработать. Вот увидишь, все будет в порядке.
Он долго мыл руки: пришлось менять колесо.
— Я ему скажу, этому Валлоне: он поставил мне пересохшие шины — я не наезжал ни на гвоздь, ни на камень, а покрышка лопнула. Придется ему дать мне новые.
— Ты хочешь кушать?
— Сам не знаю. Что-то не пойму. До того устал — ноги не держат!
Он взялся за газету, пока она убирала со стола. Вернувшись в комнату, она увидела, что он дремлет. Осторожно, нежно она помогла ему встать.
— Пойдем, я тебя уложу. Тебе надо выспаться, отдохнуть.
— Да, — сказал он, — тем более что завтра утром я рано уезжаю.
— Когда же?
— В восемь часов.
— В восемь!
— Дни сейчас короткие. В половине девятого мы с клиентом уже должны выехать из гостиницы.
— Ложись. Я сейчас тоже лягу. Только доделаю кое-что. Утром я напою тебя кофе.
Она вернулась на кухню, за несколько минут вымыла посуду: ей не хотелось оставлять на завтра — так приучила ее бабушка. А когда вошла в спальню, то увидела, что он повернулся к стене и спит. Она потушила свет и долго лежала неподвижно в темноте, без сна, рядом с Гюставом. Через какое-то время она несмело протянула руку и погладила его. Но она знала, что он не проснется.
Глава VII
Это была очень удачная неделя для начала. До самого понедельника, — причем в воскресенье Гюстав был занят еще больше, чем в другие дни, — он не расставался со своим американцем. Во вторник он проснулся поздно и притянул к себе Лоранс — они могли не спешить и провести все утро вдвоем.
Они попили кофе, и Лоранс снова прилегла рядом с ним; Гюстав сдернул пиджак со спинки стоявшего рядом стула. Порылся в кармане.
— Смотри! — сказал он.
И, вытащив из кармана банкноты, стал их пересчитывать.
— Даже за вычетом расходов на содержание машины и на горючее, у нас остается недурная сумма.
Он радовался, как ребенок, и она разделяла его радость. Он считал и пересчитывал деньги. Потом сказал:
— Надо пойти в банк и открыть там счет.
— Ты полагаешь, что это необходимо?
— Нельзя же хранить такие деньги дома.
Однако Лоранс деньги, лежащие в банке, представлялись замороженным, ничейным, мертвым капиталом, — радость доставляют другие, живые, которые можно вынуть из кармана. Расплачиваться с помощью чека нет никакого удовольствия, — куда приятнее выложить сумму наличными. В свое время, когда бабушка, которая по понятным теперь причинам не держала внучку в курсе своих дел, решала что-нибудь ей купить, — хотя нередко такая покупка превышала их средства, — она отправлялась в банк, и Лоранс из рук в руки передавала деньги торговцу.
Но сейчас ей не захотелось перечить Гюставу, говорить ему: «Мне было бы приятнее держать деньги дома».
А он тем временем продолжал:
— Расплачиваться чеком удобнее: не надо носить с собой крупные суммы. Для шофера в этом
— Ты прав, — сказала она, — это будет лучше.
Он вспомнил, какими огромными деньгами ворочал он при помощи чеков, в какое приходил волнение при одном виде сумм, проставленных на листке бумаги, на корешке чековой книжки. Он произнес вслух цифру своих доходов — такую мизерную по сравнению с цифрами прошлого, — и громко рассмеялся.
— Ты рад? — спросила она, неверно истолковав его смех.
— Да, — сказал он и снова рассмеялся от всего сердца.
Встали они поздно, счастливые, вдоволь насладившись затянувшимся утром.
— Хорошая все-таки профессия, — подытожил он. — И для себя можно урвать время.
— Любовь моя, — сказала она, — я сейчас приготовлю обед. А потом будем делать, что захочешь: погуляем по городу, сходим в кино…
Она, правда, подумала, что со смерти бабушки прошло еще слишком мало времени, чтобы идти в кино или в театр, но мужчине нужна разрядка, нужно вознаграждение, которое он заслужил. И бабушка поняла бы, простила. Однако он, должно быть, угадав ее мысли, сказал:
— Я повезу тебя в Симьез. Давай отвезем цветы на могилу.
Она с благодарностью прижалась к нему. Право же, он само внимание, сама деликатность. Когда он станет ей ближе, она охотно поедет с ним на могилу его родных, чтобы разделить с ним его прошлое, как он делил с ней ее настоящее.
— По дороге заедем в банк, — сказала она. — У бабушки был счет в «Комптуар Нисуа». Мне ведь тоже надо привести все в порядок, побеседовать со сведущими людьми, узнать, что я должна делать и не надо ли мне пойти к нотариусу… Но я думаю, что никаких формальностей не потребуется: у бабушки ведь уже ничего не было, и перед самой смертью она выписала на мое имя чек, по которому я забрала всю наличность. Квартира же, как и обстановка, была переписана на мое имя, когда я достигла совершеннолетия, — так хотела бабушка. Когда мы с тобой поженимся…
— Мы непременно поженимся. Я напишу в Курпале.
— В Курпале?
— Да, — сказал он. — Там… там я родился.
Она только собралась спросить его, где это — Курпале, долго ли он там жил, чем занимались его родители, когда раздался стук в дверь.
— Ты кого-нибудь ждешь? — спросил он.
— Нет. Провизию я купила вчера и ничего не заказывала на дом.
— Рабо?! — послышался голос за дверью. — Ты тут, Рабо?
Гюстав не сразу откликнулся. Рабо? Он еще не привык к этому имени.
— В чем дело?
— Мне нужен Рабо, шофер… Это здесь?
— Да, да, — сказал Гюстав, — иду. Сейчас открою.
Посыльный из отеля — об этом красноречиво свидетельствовала его форма — вошел в комнату и остановился, не без удивления воззрившись на Лоранс.
— Извините… мадам… Меня послал Жюль, из «Рюля». Понимаешь, Рабо, — сказал он, обращаясь к Гюставу, — там есть клиент для тебя. — И добавил: — К трем часам будь в «Рюле». Жюль представит тебя. Условия, само собой, как всегда. И не вздумай спускать цену — это американец. Он узнал, что ты говоришь по-английски, от того, которого ты возил на неделе, и поскольку сам он ни слова по-французски не говорит… Твой бывший клиент вроде повстречался с ним вчера вечером в баре. Видишь, он не осерчал на тебя, хоть ты отказался вести его сегодня на аэродром.