И век и миг... [Стихотворения и поэмы]

Исаев Егор Александрович

«С детства один у них сад-огород…»

С детства один у них сад-огород, Разница только в простом распорядке: Мысль без оглядки — вперёд и вперёд, Разум — вперёд, но с учётом оглядки. Дерзость приветствую, скорость люблю… Тормоз, он тоже товарищ рулю.

«То, что доступно сердцу и уму…»

То, что доступно сердцу и уму, Всё от Него и всё Ему, Ему, Всевышнему. И звон колоколов, И горький смысл исповедальных слов… И лишь один вопрос от простоты: А почему мы с Господом на ты? И где ответ? Ответа нет пока. Он

где-то там, в глубинах языка.

«„В начале было Слово“. Было, да…»

«В начале было Слово». Было, да! Оно сильней и мимики, и жеста, Насущное, как хлеб и как вода, И яркое, как тот петух с насеста. Люблю слова, в которых смысл и вес, В которых чисто, но отнюдь не голо. Я сам словесник, но боюсь словес. Да здравствует пришествие глагола.

«Всему свой ход, всему своя молва…»

Всему свой ход, всему своя молва, Всему свой слог в словесном обиходе. Да, ты права: я не ищу слова, Уж если что, они меня находят. Уж если что, они одним рывком Срывают с нерва заспанную полночь И в чём душа по снегу босиком За слогом слог бегут весне на помощь, За слогом слог, как благодатный ток. И день рожденья празднует цветок.

«Всего себя безумно возлюбя…»

Всего себя безумно возлюбя, Учти, цветок цветёт не для себя, Не для себя красуется, живёт, А как весна — пчелу к себе зовёт: Сюда, сюда, любимая, сюда! И погружаясь в глубину плода, Весной опять встречает нас с куста. Да воцарится в мире красота.

КРАСОТА

Взгляд весёлый, облик юный, Губ доверчивых уют, Ноги — звончатые струны — Не проходят, а поют. Всё в ней в радость, всё в ней в помощь, Всё в ней — ласка и привет. Вся таинственна, как полночь, Лучезарна, как рассвет.

«Пустыня — вроссыпь, слитно — монолит…»

Пустыня — вроссыпь, слитно — монолит. Им радоваться сердце не велит. Вот почве — да. Какой-то там вершок, А из него — упрямый корешок С цветком в руке — уж так заведено — А там, глядишь, — янтарное вино, А там, глядишь, — румяный каравай: Ставь всё на стол и угощай давай. Вот это — да. Вот это — монолит. Простой народ и никаких элит.

«Народ. А кто такой народ…»

Народ. А кто такой народ? Волна к волне из рода в род, Из поколенья в поколенье Нерасторжимое волненье Везде: в Москве и на селе, Он — и мужик навеселе, Он — и артист в Белоколонном В одном-единственном числе И в многолюдно-миллионном. Народ — и звёзды, и кресты. Он поимённо я и ты.

«Уж так сошлось, уж так сложилось в жизни…»

Уж так сошлось, уж так сложилось в жизни, — Весь наш восторг и слава афоризму. А поговорке что? А поговорке Довольно всплеска солнышка в ведёрке Из глубины живого родника… Тем и красна хозяйка языка.

МАМИНЫ СЛОВА

Говорила мама «летось», — К нам в окошко — Наша светлость. Говорила мама «знамо», — Куличок из печки прямо, Краснощёк и духовит: Ешь скорее — улетит. Всё,

что мама говорила, Складно всё и сдобно было.

«Добро — к добру — Мне мама говорила…»

— Добро — к добру. — Мне мама говорила И добрых всех добром благодарила И, величая всех, всех горячо любила, Всем находила место у огня. И лишь себя повеличать забыла За то, что в муках родила меня.

«Ах, частушка, ах, частушка…»

Ах, частушка, ах, частушка, Ты нисколько не простушка. Расступись, углы и стены, Дайте небо вместо сцены, Дайте ноченьку без платья Да любимого в объятья. Распалю его до края. Я такая-растакая!

МОЛОДОСТЬ

Безудержно весенняя В цветах и облаках Идёт, как потрясение, На звонких каблуках. В награду ей соловушка, А все преграды — прочь! Бедовая головушка, Сиреневая ночь. Идёт сама природа, Играет на волне… Приветствуйте, народы, И радуйтесь весне!

«Поэзия всем возрастам покорна…»

Поэзия всем возрастам покорна: Блистательная спутница лучу, Она цветок нам преподносит с корня И зажигает молнией свечу. Она — и гимн, и песенка простая. Она сквозь все железы прорастает.

«А для меня оно не бремя…»

А для меня оно не бремя, Моё неласковое время, Моё — с подворья и с крыльца, Моё — в моих чертах лица, Моё — в чертах моей страны И с той и с этой стороны. Оно — мой крест, мой ратный стяг, Зарёй восшедший на рейхстаг И отворивший дверь в зените… А что не так, уж извините.

«Обнимает, а не ссорит…»

Обнимает, а не ссорит Юность с древностью седой. Речка Сороть — это ж сородь, Сродность берега с водой. У неё свои заветы. Даль своя, свои дела: Вон какого нам поэта С берегов своих дала.

ДОМ НАД СОРОТЬЮ

Прилетел ли ты, приехал, Заходи в его уют. В нём два Пимена, два Века, В добром здравии живут, Слово чествуют и шутке Поиграть дают в усах. В нём и внучке их, Минутке, Не стоится на часах. Сутки складывает в годы, Поджидает третий Век. Ба! Да он уже у входа С шапки стряхивает снег.

ЯЗЫК ПУШКИНА

Его язык — язык волненья: Волна к волне, к строке строка, Как просверк чудного мгновенья, Опередившего века. Он свет из тьмы, как дождь из тучи, Он лиры звон и блеск меча. В нём — зимний лес и сад цветущий. И на столе творца — свеча.

«А он и вправду бесподобный гений…»

А он и вправду бесподобный гений, Неповторимый в просверках мгновений И незабвенный в памяти веков. Таков вердикт вселенских языков. И всё же, всё же, говоря по-русски, Он сам себе оценщик: «Ай да Пушкин!» И озорник на поприще амура. Он — весь душа и ум без перехмура.