И возьми мою боль
Шрифт:
— Значит, если они вернутся в горы, все будет нормально? — желчно спросил Цапов.
— Я так не говорил, — спокойно возразил полковник, — просто чем меньше их будет в нашем городе, тем лучше. А убитый был бандитом, и вы это знаете.
Значит, получил по заслугам. Чего нам с вами его жалеть.
— Полковник, — покачал головой Цапов, — теперь я понимаю, почему идут жалобы именно на ваше управление. Вам никто не говорил, что так нельзя судить о целом народе?
— А как я должен о них судить? — разозлился полковник. — Торгуют наркотиками убивают, грабят… Почему
— У вас есть винтовка? — спросил вдруг Цапов. — Или кинжал?
— Какая винтовка, — не понял полковник, решив, что его собеседник просто издевается, — при чем тут кинжал?
— Я хочу уехать в горы, — ответил Цапов, — во мне есть осетинская, ингушская и русская кровь. Так куда мне, по-вашему лучше уехать, полковник? Во Владикавказ или в Назрань? Я ведь родом оттуда.
— При чем тут вы? — отмахнулся полковник.
— При том, — жестко сказал Цапов, — бандит, он и есть бандит. А судить весь народ вам никто права не давал. Я думаю мы еще вернемся к этому разговору.
В дальнем конце коридора послышался шум. Сюда приближались сразу несколько человек. Это Адалят Махмудбеков, узнавший о гибели старшего брата, едва оказавшись на свободе вместе со своими охранниками бросился в больницу.
Теперь он шел по коридору бледный от гнева и волнения, никого не замечая вокруг.
Около разрушенной палаты его попытался остановить какой-то капитан.
— Сюда нельзя, — сказал он, но Адалят, толкнув его в грудь прошел мимо.
Он вошел в палату и долго стоял там один. Ноздри его раздувались от гнева. Когда он вышел, то первым, кого увидел, был Стольников, сидевший на стуле. Адалят не обратил внимания даже на его перевязанную руку и плечо.
— Отдыхаешь? — издевательски спросил он. — Сделал свою работу и отдыхаешь. Это так твои люди охраняли Исмаила? Сначала склад отобрали, потом на дачу напали и теперь сюда пришли. А ты все время где-то гуляешь? Вот так ты работал, — показал он короткой рукой в сторону сгоревшей палаты. Стольников не мог даже подняться. Сильно кружилась голова, в ушах стоял звон. Ему не хотелось даже оправдываться.
— Молчишь, — распаляя сам себя, крикнул Адалят, — я тебе скажу, кто ты такой. Ты неудачник, Стольников. Ты ничего не смог сделать в милиции, тебя даже посадили в тюрьму. И ничего не смог сделать здесь, в больнице. Кому ты такой нужен?
Стольников по-прежнему молчал, не оправдываясь, и еще больше бесило его собеседника.
— Тебя ранили, да? — издевательски спросил он. — Где ты был сегодня утром? Когда тебя ранить успели? Или ты нарочно повязку надел, чтобы все думали, какой ты герой. Может, ты в палате был, когда там взрыв случился?
Видя, что объект его издевательств молчит и более того — даже не поднимается со стула в его присутствии, он повернулся к своим людям.
— Я всегда говорил, что русским нельзя доверять, — сказал он по-чеченски.
— Не правда, — громко возразил кто-то тоже по-чеченски, и изумленно обернулся. Это был Джафар.
— Не правда, — упрямо
— Ты меня еще учить будешь, — разозлился Адалят, — все здесь распустились. Приедет Кязим, пусть примет все дела у это бывшего милиционера.
Мне он такой не нужен, — он повернулся, чтобы уйти.
— Кязим не приедет, — горько усмехнулся Джафар.
— Что? — повернулся к нему Адалят. — Почему не приедет?
— Он предатель.
— Это кто тебе сказал? — дернулся Адалят. — Вот этот? — он показал в сторону Стольникова. — Или ты, может, с ним заодно? А куда ты дел телефон моего брата? С этим мы еще будем разбираться.
— Кязим выдал наши склады, — продолжал Джафар, — это он рассказал, как лучше напасть на дачу. Вчера я отдал телефон ему, и как раз в это время позвонила Ирада. А он послал к ней людей Жеребякина. Она позвонила сегодня Стольникову, просила приехать. Кязим об этом узнал и снова предал нас. Он поехал вместе со Стольниковым за Ирадой, и там же оказались все люди Жеребякина. Стольников спас девушку, вашу племянницу, он застрелил нападавших, но Кязим выстрелил в него. Если бы не этот русский, — показал Джафар на сидевшего на стуле Славу, — ваша племянница была бы уже убита Кязимом.
Наступило молчание. Адалят обернулся, посмотрел на Стольникова.
— Это правда? — голос у него предательски дрогнул. Он был потрясен не убийством брата, не покушением на жизнь его племянницы или ранением Стольникова. Его потрясло известие о предательстве Кязима.
— Я не понял, что вы говорили, — равнодушно ответил Стольников.
— Это правда, что Кязим предатель и стрелял в тебя?
— Правда.
— Где он сейчас?
— Откуда я знаю.
— А где Ирада?
— Сбежала. Он хотел застрелить и ее. Она знала, что он предатель.
Адалят сжал губы. Рушились основы его мироздания. Один из самых близких людей его брата оказался предателем. А другой, бывший офицер милиции и инородец, которому он никогда не верил, подставил свое тело, защищая его племянницу от чеченца.
— Тебя ранил Кязим? — спросил он, уже окончательно поверивший в эту чудовищную весть.
— А ты думал, я притворяюсь? — спорить не было сил, Стольников потерял слишком много крови.
Адалят хотел спросить еще что-то, но в этот момент увидел около окна Цапова и незнакомого полковника. Он рванулся к Цапову. Если бы его не схватили собственные телохранители, он вцепился бы в подполковника.
— Ты, — прошипел Адалят, — ты еще живой? Я тебя предупреждал, Цапов, чтобы ты больше никогда не появлялся рядом со мной. Время твоей жизни закончилось.
Подполковник хладнокровно смотрел на вырывавшегося из рук охранников младшего брата погибшего.
— Ты неисправим, — сказал он, — у тебя брат погиб, твоя племянница пропала, а ты думаешь только о том, как отомстить мне. Или это я убил твоего брата?
— С этим я разберусь и без тебя, — закричал Адалят, — а ты должен помнить, что времени у тебя больше нет. Ты покойник, Цапов, ты уже живой покойник. Тебя разрежут ножом, как барана.