И все деревья в садах
Шрифт:
Все дело в этих солнечных вспышках, они порождают новые формы. Мандрагоры меняются. И изменяют нас.
Он вытащил из вещмешка легкие складные опоры и установил их, расправив сверху защитное полотнище. Теперь больше некому такие делать, подумал он.
— Посиди здесь.
— А… ты?
Он
— Поставлю росяные ловушки, — пояснил он.
— Я с тобой! — тут же сказала она.
Он поглядел на ее глаза, обведенные темными кругами, на спекшиеся губы. Она уже не молода, Фей.
— Не нужно. Посиди тут. Ты же знаешь, одному безопасней.
— Ты так думаешь? — горько спросила она.
Он пожал плечами и, загребая ногами, спустился с каменной осыпи. У побережья кипел прибой.
Шел отлив.
Нужно будет успеть убрать ловушки до того, как их захлестнет приливом, подумал он, следуя вдоль береговой линии и закапывая в песок пластиковые конусы, затянутые сверху полупроницаемой мембраной. Повернулся, оглядывая свою работу — раструбы ловушек торчали из мокрого песка, как диковинные прозрачные цветы, — и вновь побрел к скалам, теперь, ближе к закату, окрашенным в цвета крови и ржавчины.
Ночью надо будет вернуться, собрать их, подумал он, а на рассвете поставить опять.
Полотнище тента переливалась волнами на ветру, но Фей под ним не было.
Он машинально схватил висящий на груди карабин и вновь выпустил так, что тот ударил его по ребрам.
— Фей!
В скалах следов не найдешь.
Красный свет лился с неба, в глазах плескались черные точки.
— Фей!
Откуда-то сверху в лощину между камнями посыпалась струйка песка.
Он вновь подхватил карабин и, держа его наперевес, осторожно ступил на камень, потом на следующий, предварительно покачав его ногой. Камень держался прочно.
Оказавшись на гребне, он увидел облитый зноем женский силуэт — воздух колебался вокруг него и оттого казалось, что фигура обведена дрожащим контуром.
— Фей! — он так и не выпустил из рук карабин.
Она обернулась, увидев его, поднесла палец к растрескавшимся губам.
— Ты — что? — вытолкнул он пересохшим горлом.
— Тсс!
— Ты что? — повторил он шепотом.
Сошла с ума? Или…
Она была все в том же выгоревшем платье, а мандрагор в одежде не нуждается. Понятное дело. Но показать одежду он может… И черты лица…
Это все запах…
— Фей?
— Потише, Ян.
Может ли мандрагор говорить? Раньше он думал — нет. Но все меняется.
Ее тень висела на камнях — синяя, изломанная.
— Фей…
— Да помолчи же, — выдохнула она, — слушай!
Не сводя с нее глаз и не убирая ладони с раскаленного приклада, он прислушался.
Свистел, пересыпаясь, песок.
Потом…
Он услышал детский плач. Тонкий,
— Вот… Опять.
Плач. Тихий, захлебывающийся. Словно плачущий устал.
— Кто-то выжил!
Он покачал головой, но понял, что Фей не увидела — она напряженно вглядывалась в дрожащее марево.
Тогда он разлепил пересохшие губы.
— Мандрагор!
— Но… Ян, они же не умеют плакать!
— Им и не нужно. Это мы. Слышим то, чего нет. Запах…
— Не может быть! Слишком далеко!
— Ветер в нашу сторону.
— Я посмотрю!
— Не смей!
— Посмотрю. Ты же сам говорил — мандрагоры не охотятся за одиночками.
— Значит, уже охотятся.
Плач раздался снова. Он плыл над горячим маревом, над желтыми скалами, над пенными бурунами, набегающими на берег, над сетями, сохнущими на распялках…
— Кто-то выжил! — повторила Фей. Позабыв про свои страхи, он попробовал задержать ее, но она с неожиданной силой оттолкнула его и бросилась в скалы. Он побежал за ней, придерживая ладонью хлопающий по груди карабин. Солнце било наотмашь и пот просыхал на рубахе, оставляя соленые разводы.
— Фе-ей! Погоди!
Но она, резко вильнув вбок, скрылась за изъеденным ветрами скальным столбом.
Оттуда доносился плач, трепеща на ветру.
И все стихло. Плач смолк.
Свистел песок, пересыпаясь через скальные гребни.
Он насторожил карабин и заглянул за уступ скалы.
Фей присела на корточки перед кем-то совсем маленьким. Девочка? — гадал он, разглядывая хрупкое тельце в ободранной рубахе — мальчик? Скорее, девочка. Черт, да что он гадает такое? Это вообще не ребенок. Не человек.
— Фей! Отойди!
Он прицелился в смутное пятно белой рубахи, маячившее за плечами Фей.
Сейчас призрачная ткань взорвется зеленой стрелой спор, ударит в Фей, обовьет ее, внедрится под кожу, прорастет зелеными побегами…
Та только покачала головой.
Девочку она прижимала к себе, вжимая, втискивая в тело, так, что он не мог разглядеть ее лица.
— Отойди!
— Нет!
— Фей, — сказал он, — это мандрагор.
— Нет!
— Это мандрагор…
Почему оно не взрывается? Не созрел еще? Тогда надо торопиться…
— Это девочка, Ян, она заблудилась в скалах, наверное, собирала ракушки при отливе, ты же знаешь, одной всегда было безопасно, вот ее и отправили, она и пошла себе, а потом вернулась, а их нет, она так плакала… — на одном дыхании выпалила Фей.
Над ее головой кривились и содрогались щупальца солнца.
— Это она тебе сказала?
— Нет, но… как иначе?
— Она молчит, Фей. Это мандрагор.
— Но ведь мандрагоры теперь разговаривают, Ян, — тихо вздохнула она.
— Верно. Теперь уже ничего не поймешь. И все-таки, Фей, отойди.
Теперь он отчетливо различал крохотную белую ручку, цеплявшуюся за огрубевшие, распухшие пальцы Фей.
— Нет! Ян, послушай, если бы это была мандрагора, она бы давно меня убила, верно?