И все деревья в садах
Шрифт:
Фей нерешительно топталась на месте, да и сам он замер, поскольку предпринимать что либо было бесполезно. Если попытаться отобрать у нее воду, она ее просто прольет, подумал он, а если все-таки выстрелить…
Я все равно потеряю воду.
А заодно и Фей.
Может, — вновь шевельнулась застарелая мысль, — оно и к лучшему… В росяных ловушках воды как раз на одного.
Он потряс головой, отгоняя эту мысль, девочка тем временем изумленно разглядывала конус, в котором плескалась вода, осторожно заглянула внутрь, окунула в воду палец, вытащила, облизала…
— Она что, никогда не видела росяных ловушек? —
— Забыла, наверное, — неуверенно ответила Фей.
— Этого не может быть.
Он на миг потерял бдительность, и, когда спохватился, отскочил, но девочка уже вприпрыжку подбежала к нему, держа в ладонях ловушку с плещущейся внутри водой.
— Отойди, — хрипло сказал он, а она тем временем протягивала, протягивала ему воду, искательно и осторожно заглядывая в глаза.
— Ян!!! — умоляюще крикнула Фей, но девочка даже не обернулась, а продолжала глядеть на него с робкой, чуть виноватой улыбкой, почему-то так напомнившей ему улыбку юной еще Фей.
Пересилив себя, стиснув зубы, он осторожно вытянул руку и взял у нее из некрепко сомкнутых ладоней водяной конус. Он видел нанесенные на его внутреннюю поверхность риски — воды там оставалось ровно столько, сколько и было. Она не отпила ни капли.
— Хорошо, — сказал он, с трудом выталкивая слова, — хорошо. Иди.
И, отступив на шаг, начал сосредоточенно переливать воду из конуса во флягу, тем временем как девочка все той же радостной пробежкой бросилась к следующей ловушке, видимой издалека потому, что песок, окружавший ее, был чуть светлее остального.
Он вновь аккуратно отряхнул пластиковый конус, вложил его в тот, первый, и убрал в вещмешок.
— Ладно, — вздохнул он, обращаясь к Фей, которая, сложив руки под грудью, беспокойно переводила взгляд с него на смутно мелькающий в тумане детский силуэт, — последи за ней. Еще оступится ненароком…
…Нужно будет перед рассветом вновь поставить ловушки, думал он, возвращаясь к скалам и видя перед собой две удаляющиеся спины — одну большую, другую маленькую, — на трех человек этого не хватит, а завтра надо решать, что делать дальше, с Фей что возьмешь, она стала совсем слаба на голову, значит, придется ему… Можно, конечно, остаться тут, на побережье, хотя эта пакость уже и сюда добралась, но если все время оставаться втроем, друг у друга на виду, ни на миг не выпускать из поля зрения, тогда, может, и удастся уберечься. Опять же, во время отлива можно собирать раковины, а значит, с голоду они не помрут. Хотя нет, оставаться нельзя, там, у Кривой скалы, уже наверняка отделились мандрагоры и скоро выйдут на охоту. По крайней мере это значит, что никого нельзя подпускать ближе, чем на выстрел, потому что, кто бы ни появился, это наверняка будет не человек… А кто-то еще уцелел и будет думать точно так же? Так мы скоро сами перебьем друг друга, думал он, никому нельзя доверять, они уже слишком многому от нас научились… Как теперь отличишь мандрагор от человека? Только по тому, как он умирает под пулями…
Это было совсем маленькое поселение, думал он, наверняка и мандрагор вылупились единицы. Если переждать несколько дней… Может, они разбредутся на поиски в разные стороны, а нас оставят в покое?
Он споткнулся о крохотный камень, некстати подвернувшийся под ноги, в глазах была резь, сначала он решил, что это вездесущий песок, но потом понял, что просто-напросто
…Истошный крик выбросил его из забытья. Какой-то миг понадобился ему на то, чтобы осознать — он сидит, привалившись к камню у входа в пещерку, спину ломит от неудобной позы, шея затекла от веса карабина, который он так и не решился отложить в сторону. Как он умудрился заснуть? Он даже не помнил, как они добрались до скал…
Девочка сидела совсем рядом, привалившись к боку Фей — тьфу ты, пакость! И орала. Так орала, что у него заныли зубы. Фей, тоже, было, прикорнувшая — оба хороши! — теперь хлопала глазами, пытаясь сообразить, что происходит.
— Уйми ты ее! — сказал он сквозь зубы, вставая и осторожно поворачивая голову из стороны в сторону, чтобы размять затекшую спину.
Фей наклонилась к уху девочки, что-то забормотала, но та продолжала орать, тем временем, как он, подхватив карабин, отбежал на безопасное расстояние.
Что это на нее нашло? Они что, всегда так?
Девчонка не унималась. Ему казалось, что на бледном личике остался один лишь распяленный рот.
— Да заткни же ей пасть!
Вопль сверлил уши.
— Ян, — понял он по губам Фей.
И в свете мерцающего ночного неба увидел — крохотная ручка вытянута в направлении соседней гряды, растопыренные пальцы дрожат.
Там что, кто-то есть?
Он тер глаза, саднящие песком, который на самом деле не был песком, а всего лишь застарелой усталостью и пытался разглядеть что-то сквозь алые и черные пятна, плавающие перед глазными яблоками. Казалось ему, или нет, что там, около гряды, шевелятся черные смутные силуэты?
Трое… Три мандрагора. По одному на каждого.
Или… быть может, это люди, подумал он, такие же бедолаги, как мы — натолкнулись, вот, на нас, и теперь гадают, что делать — хочется и колется.
Как теперь различить?
— Эй! — нерешительно крикнул он, сжимая карабин.
— Э-эй, — откликнулось эхо.
— Э-эй, — крикнул в ответ чужой голос.
Мандрагоры не разговаривают? Уже разговаривают, печально подумал он, может, раз они научились, нам надо перестать? Как вот эта девчонка. Ну и орет же она!
Он машинально погладил ладонью приклад карабина.
— Стоять на месте! — крикнул он, — иначе — стреляю.
— Да ты что, мужик, — донеслось из тьмы, — с ума сошел?
Это не люди, думал он, не может быть. Тут кроме нас нет людей. Только мандрагоры…
— Не подходи!
— Да мы пришли сети проверить, дурень, — сказал голос из тьмы, — прилив-то сходит.
А вдруг все-таки люди, думал он, вот было бы хорошо… Нет, теперь нельзя вместе, нужно поодиночке, вместе никто не выживет, пятеро, шестеро — уже много.
— Откуда вы? — крикнул он в колеблющийся воздух.