И все они – создания природы
Шрифт:
Она объяснила мне, что в этот день все ученики школы отправились с директором на кинопросмотр и лекцию. Потому-то в коридоре и стояла такая тишина! А высокий мужчина – это заместитель директора по учебной части. Пока мы болтали, остальные учительницы придвинулись поближе и с интересом слушали все, что Китти им переводила. Даже суровый заместитель директора не совладал с любопытством и, положив локти на стол, перегнулся, чтобы лучше меня видеть.
Атмосфера становилась все более дружески непринужденной, и, к немалому моему облегчению, блюстители закона и порядка отошли и прислонились
Тут началась бурная игра в вопросы и ответы – естественно, через посредство Китти.
– В каком возрасте дети у вас поступают в школу? – спросила она.
Мой ответ «в пять-шесть лет» вызвал общее удивление.
– А наши – в семь-восемь, – пояснила Китти, и настал мой черед удивиться.
Заместитель директора очень по этому поводу разгорячился. Он стукнул кулаком по столу и категорически заявил, что, согласно принципам педагогики, пятилетних детей учить по школьным программам нельзя. Чему они, собственно говоря, способны научиться?
Когда я ответил, что для начала они знакомятся с простейшими арифметическими действиями, а также запоминают разные новые слова, он только плечами пожал.
Удивило их всех и обычное время школьных занятий в Англии. У них, сообщила мне Китти, младшие дети учатся с половины девятого до половины третьего, а старшие – с половины третьего до половины восьмого. Учеников в классе около тридцати, изучают они все математические дисциплины, родной язык, физику, химию, биологию, историю. Основной иностранный язык в этой школе английский, но преподается в ней и немецкий, французскому и латыни у них не учат.
Мне удалось вставить вопрос о спорте:
– А игры у вас в программе есть?
Китти подняла ладони и засмеялась.
– А как же! Наиболее популярен волейбол, ну, а потом – плавание, хоккей, коньки, футбол, гимнастика… Кроме того, внешкольные занятия. У нас есть много детских клубов.
Тут блюстители закона и порядка, видя, что учительницы разговаривают со мной оживленно и дружески, видимо, пришли к заключению, что я достаточно безобиден, и удалились. После этого беседа стала еще непринужденней и вопросы сыпались градом.
– А закон божий вы преподаете? – поинтересовался я. Естественно, я знал, что нет, но мне хотелось узнать, как они ответят.
На всех лицах мелькнули улыбки снисходительной жалости, а высокая брюнетка саркастически усмехнулась, и Китти перевела мне ее вопрос.
– А дарвинизм у вас тоже преподают?
Я кивнул.
– Да и закон божий, и эволюцию, и научные теории происхождения мира.
Это их явно озадачило.
Разговор перешел на отношение к религии. Насколько я понял, у них это личное дело каждого, и, кто хочет, может ходить в церковь. Религия не запрещена, и специальных антирелигиозных уроков в программе нет. Видимо, по их мнению, она должна потихоньку отмереть сама собой. В Клайпеде три церкви, но в других городах с таким же населением их бывает и больше.
Учительницы посочувствовали мне: в Англии же такая страшная безработица и нищета! У меня создалось впечатление, что, по их убеждению, я приехал из страны всеобщего голода и бесплатного благотворительного супа. Когда я сказал, что жизненный уровень английских
Но я их особенно не виню: они нет-нет да скашивали глаза на мой обтрепанный макинтош, на отвисающие карманы, на пуговицы с голубыми хвостиками ниток. Уж если это квалифицированный английский специалист, так в чем тогда ходят простые английские труженики?
– Но жизненный уровень учителей у вас ниже, чем у нас, – заметила одна из моих собеседниц.
Что я мог ответить? Одеты они все были прекрасно и, видимо, преуспевали. У меня сложилось впечатление, что быть учителем в России – очень престижно.
– А что такое «экзамен для одиннадцатилетних»?
Я попытался объяснить в силу своих возможностей, как в этом возрасте школьникам устраивается проверка на уровень развития умственных способностей, чтобы определить, какой тип образования подходит каждому. Вот уж тут они меня хорошо поджарили! В хор женских голосов, как басовая нота органа, ворвался звучный голос заместителя директора:
– Распределять детей по способностям, как вы говорите, не имеет ни малейшего смысла! – Он явно был человеком с твердыми позициями.
Я повернулся к нему.
– А у вас все категории учатся в одном классе?
Китти перевела его ответ.
– У нас все дети – способные! – Сказано это было с глубоким убеждением и абсолютной серьезностью.
Из дальнейшего разговора я узнал, что в университеты поступает очень большой процент выпускников и что для повышения образования весьма популярны вечерние учебные заведения. Собственно говоря, многие русские именно таким способом заканчивают школу, а затем университет или институт.
Заместитель директора разразился новым залпом русских слов, который в переводе оказался суровой критикой системы частного образования в Англии. Он принялся доказывать, что настоящее образование там доступно только детям богачей. Когда же я возразил, что университетские стипендии обеспечивают возможность получить высшее образование любому человеку, каким бы ни было его финансовое положение, он только презрительно сощурился. Полагаю, я его не переубедил.
Так или иначе, но разговор в целом получился удивительно приятным мы смеялись, шутили, спорили, возражали, соглашались, и я готов был просидеть там хоть до вечера, но капитан все чаще поглядывал на часы. Ему не терпелось вернуться к себе на судно. Бедняга! Как он, наверное, молил бога избавить его в будущем от таких ветеринаров!
Мы попрощались самым дружеским образом – смех, рукопожатия… Даже заместитель директора заметно оттаял: он вежливо проводил нас до дверей, с улыбкой, смягчавшей тяжелое лицо, пожал нам руки, поклонился и помахал вслед.
А на судне меня ждали неприятности. Со мной желала поговорить какая-то женщина насколько я понял, комиссар с государственной фермы.
Росту в ней оказалось за шесть футов, и сложена она была соответственно. С грубоватого лица на меня из-под черного берета сверху вниз холодно смотрели сердитые глаза. Несомненно, спуску давать мне она не собиралась.