И все-таки это судьба (сборник)
Шрифт:
– Подороже тебя буду, – только и выплюнула Тоня, сузив глаза. Она и не помышляла ни о какой выгоде, но уступать тем, кто жаждал наживы, не собиралась. Уже через месяц Тоня стала законной супругой Бориса Васильевича, поменяв две коммунальные комнаты на хорошую однокомнатную квартиру. Многодетной соседке досталась молодая пара с младенцем, которая не собиралась никуда уезжать в ближайшие лет двадцать.
Тоня овдовела, когда уже оканчивала институт. Годы жизни с Борисом Васильевичем так и остались самыми лучшими и спокойными в ее жизни. Старик всем представлял ее своей внучкой. Она не возражала. Да и отношения их походили именно на такие. Он учит ее жизни, передает знания – она заботится о нем. И никакой пошлости,
– Он тоже был врачом? – поинтересовалась я у Антонины.
– Нет, его жена. Сам он весьма скептически относился к этой профессии. У жены было больное сердце, они поэтому и детей не нажили, и умерла она рано – в сорок лет, а он остался верен ее памяти. Так и говорил: «Медик, а даже самой себе помочь не смогла». После нее в домашней библиотеке сохранилось много интересных изданий – редких для советского времени.
Прочитав труды гениальных докторов прошлого, Тоня наконец окончательно определилась и решила посвятить свою жизнь хирургии. Было совершенно очевидно, что врач именно этой специализации больше других напрямую сталкивается со смертью. Она изучила историю болезни супруги Бориса Васильевича и пришла к выводу, что если бы медицина обладала теми знаниями полвека назад, то женщина с помощью операции прожила бы гораздо дольше. Тоня поняла еще и то, что в следующие годы прогресс в медицине вообще и в хирургии в частности помчится вперед с еще большей скоростью. В работе хирурга постоянно будет что-то новое, интересное, захватывающее. Тоня чувствовала эйфорию оттого, что выбрала именно ту специальность, которая сделает ее жизнь по-настоящему счастливой.
– Дура была! – неожиданно оборвала свой рассказ Антонина.
– Почему? Разве любимая профессия не приносит удовлетворения?
– Какое это имеет отношение к счастью? – Женщина задумалась. – Нет, ничего лучше Бориса Васильевича так и не случилось.
– Как же так? – В моем голосе прозвучало недоверие, и Антонина нахмурилась.
– А вот так. С дипломом вместе любовь случилась. Тоже студент, вернее, уже ординатор – талантище, будущее мировой кардиологии. Одна беда – светило было иногороднее, и, прежде чем потрясти науку, предстояло ему оттрубить три года в глубинке. А ему не хотелось. Вот и разыграл партию с одинокой влюбленной дурой.
Через месяц скоропалительного романа Антонина вышла замуж и, конечно, прописала супруга в своей квартире. Еще через два благоверный отбыл в общежитие к третьекурснице, с которой на самом деле у него все оказалось серьезно.
– Вы его выписали?
– Нет. Зачем? Он мне не мешал.
– Но ведь каждый должен получать по заслугам.
– А он и получил. Девка была красивая, а красивым часто надо всё и сразу. В общем, потух он на ниве любви, не получилось светила.
Антонина окончила ординатуру, распределили ее хирургом в одну из очень хороших больниц. В работе все у нее складывалось удачно. Пациенты были довольны, передавали фамилию хирурга из уст в уста. Жизнь шла своим чередом, пока на горизонте не возник муж под номером три.
– Не муж, а одно название. В терапии у нас лежал с ерундой какой-то. Зацепились, в общем, случайно, как мне казалось. Он мне быстро слезную историю преподнес: жена выгнала, с детьми видеться не дает, с работы уволили. Пожалела, в общем. Полгода прожили душа в душу, а однажды домой прихожу – ни денег,
– Поймали его?
– Поймали, конечно. Меня и в суд приглашали, только я не пошла.
– Как не пошли? Принудительно ведь…
– Это кто б меня заставил, интересно, на его бесстыжую рожу смотреть?! – Сухонькая старая рука в ярости хлопнула по столу.
На несколько лет Антонина вычеркнула мужчин из своей жизни. Думала, навсегда, но потом перешла в другую больницу, и там закрутился роман с главврачом.
– Любви большой не было, понимание только – мужчина видный, умный, гены хорошие. Решила – надо рожать. Мне ж далеко за тридцать перевалило, в багаже два аборта, и никакой перспективы. Меня ж муженьки бросали аккурат тогда, когда я беременела, а я, дуреха, думала: нельзя от мразей рожать. Не взяла б грех на душу, глядишь, все по-другому сложилось бы.
В положенный срок Антонина родила дочь. Работы, конечно, лишилась. Любовнику оказалось ненужным напоминание о ней и ребенке.
– Вы могли бы ему запросто карьеру испортить. Его бы и с работы погнали, и из партии.
– Никогда о таких рук не марала. Нечего тратиться на пыль. Мне ребенка надо было поднимать. Из декрета не вышла, а выскочила. В две больницы устроилась, оперировала сутками. Идиотка! Думала, даже если мозги спят – руки не подведут. Как бы не так. Три года прожила в таком темпе, а потом – врачебная ошибка. Умер пациент на столе по моей вине. Нет, начальство, конечно, прикрыло. Больнице такие истории не нужны. Состряпали бедняге несуществующую сердечную недостаточность. Да и повезло, конечно, что родственники копать не стали. Короче, для общественности дело замяли.
– Да и правильно, наверное, сделали, – пискнула я не слишком уверенно. Потом подумала и решительно добавила: – Говорят же, у каждого врача есть свое кладбище.
– Есть, – тут же откликнулась Антонина, – только не каждый врач умеет с этим жить. – Она вздохнула. – Я вот не смогла. Уволилась. Не поверишь, лет десять скальпель с зажимом по ночам снились.
– В терапевты пошли? – поинтересовалась я, окончательно осмелев от небывалой откровенности соседки.
Она неожиданно расхохоталась:
– В кладовщицы.
Наверное, у меня сделался очень смешной вид, потому что веселье соседки увеличилось еще больше. Она запрокинула голову, плечи ее тряслись, по щекам катились слезы. Утерев платком глаза, Антонина с трудом остановила новый приступ смеха и произнесла хриплыми булькающими звуками:
– Из ведущего хирурга в кладовщики, ну разве не смешно?! – И очередной взрыв хохота сотряс все ее худенькое тельце.
Я хотела сказать, что это совсем не смешно, это грустно, ужасно, непонятно, несправедливо и еще очень много разных «не», но промолчала.
– Что? – Антонина резко оборвала смех и пристально посмотрела на меня. – Интересно, поди, как так вышло?
Я сдержанно кивнула.
– Не в один день, конечно. В один день я только с врачебной практикой завязала. После хирургии, знаешь ли, трудно сесть за стол и просто слушать, ощупывать и измерять. Наверное, это болезнь, когда только резать тянет. Но вот не нашла я от нее лекарства. Дурной действительно из меня врач вышел. Переквалифицировалась в фармацевта. Вот уж Светка – дочурка моя – счастлива была. То круглый год на пятидневке, а то все чин чинарем: ужины дома, потом прогулка, летом дикарями на море. Лет пять так прожили. Светка у меня в школу пошла, училась хорошо. Я уж и про хирургию забывать стала. Только иногда сны привидятся, а так, чтобы среди дня горевать – нет, не случалось. – Антонина вдруг замолчала, нахмурилась. Все лицо ее внезапно исказила гримаса глубокого, неподдельного горя. У меня, казалось, перестало стучать сердце. Было очевидно, что сейчас мне поведают что-то очень страшное, незабытое.