И всё-таки я люблю тебя! Том 2
Шрифт:
– Я же тебе подарил цепочку золотую с кулоном. Там было три бриллианта.
– Три бриллианта! – передразнила его Инна. – Нет, Вер, ты подумай! Он называет тот крошечный бисер бриллиантами! Постеснялся бы! К тому же я хочу не три, а тридцать три бриллианта, как у твоей мамаши. Тем более её старую морщинистую шею никакими бриллиантами не украсишь, а на мне они смотрелись великолепно.
– Но это же не твоё колье. Надо было сначала хотя бы спросить.
– Ах, ты её, значит, защищаешь! Я из-за этих побрякушек твоего ребёнка потеряла, а тебе хоть бы что! Ты ещё и кричишь на меня! Изверг бездушный!
Инна
– Инночка, я не кричу. Успокойся. Ну прости меня. Будут у тебя бриллианты, я тебе обещаю.
– Правда?
– Ну конечно, золотце.
– Ты моя птичка, ты мой пупсёночек! – заворковала Инна. – Дай я тебя поцелую.
Во время этой семейной сцены Вера сидела на заднем сиденье и украдкой смахивала слёзы. Как она могла надеяться, что жестокое сердце Вадима растаяло? Она со своей дочкой ему абсолютно безразлична! И теперь ей придётся научиться жить без него.
– Ну всё, поехали. А то мы с тобой, Пупсик, к Сергеевым опоздаем.
– Подождите, мне надо пелёнки и ванночку забрать. Они в холле стоят, – вспомнила Вера.
Пока Володя ходил за вещами, Инна сообщила заговорщицким голосом:
– Я разговаривала с твоим козлом. Высказала всё, что я о нём думаю. Сказала, что это бессовестно выгонять жену без копейки денег. Короче, я вытрясла из него такую офигенную сумму! Обал-деешь! Часть денег я уже потратила. Купила тебе потрясную коляску в «Берёзке»! Я себе точно такую же куплю, когда рожу. Правда, стоит она ужас сколько! И ещё я не удержалась и накупила много красивых костюмчиков для младенца. Так что теперь у тебя дочка будет как куколка. Не стыдно будет людям показывать.
– Кому показывать? – горько усмехнулась Верочка. – Сейчас же зима.
– Ну и что! В больницу будешь надевать или когда гости придут. Ох, Вера, вечно тебе не угодишь! Я стараюсь, стараюсь…
– Прости, Инночка. Я тебе благодарна за заботу. Правда, не надо было денег у него просить.
– Как это не надо?!! – возмутилась Инна. – А на что ты жить будешь? И что ты за рохля такая? Чего ты боишься? Пусть он теперь со своей мамашкой тебя боится. Ты ещё на алименты подашь да часть квартиры у них оттяпаешь. Ты же там прописана, значит, имеешь полное право на жилплощадь. А когда ты свою дочку туда пропишешь, а это не сомневайся, ты сможешь запросто сделать, тогда ты вообще на полквартиры претендовать сможешь! Так что, Верунь, всё будет чики-пуки! Ты себе такие хоромы сварганишь! А на его алименты ты и сама с дочкой жить будешь да ещё и любовничка сможешь прокормить. Так что позвони своему шофёру, пусть не унывает. Скоро всё будет чики-пуки.
– Ты о чём говоришь?!! При чём тут шофёр? Не собираюсь я с ним жить! Ты что, тоже думаешь, что он мой любовник?!! – закричала Вера. – Да как ты можешь? Ты же моя подруга! Почему ты мне не веришь?
– Да ладно, ладно, чего ты разоралась? Не хочешь с ним жить, найдёшь себе другого.
– Никого я не буду искать! Никто мне не нужен! И квартира их не нужна! И алименты не нужны! И деньги его паршивые не нужны!!!
– Значит, так, – разозлилась Инна, – раз тебе не нужна моя помощь, раз всё, что я для тебя делаю,
В это время вернулся Володя. Он хотел положить ванночку в багажник, но мешала большая коробка с тортом.
– Инночка, давай торт поставим на сиденье.
– Да ты что! Он в тепле испортится! И что тогда? Мы приедем к Сергеевым с тухлым тортом? Да? Все мои труды насмарку? Я специально ездила заказывать торт в «Прагу», а ты хочешь, чтобы он прокис! Тебе плевать на меня? – сорвала Инна свою злость на муже. – Изверг бездушный!
Володя послушно захлопнул багажник и стал запихивать ванночку в салон.
– Аккуратнее! – закричала Инна. – Ты всю дверцу поцарапаешь. Растяпа!
Закинув остальные вещи, Володя сел за руль и повёз всех в общежитие. Там им сказали, что Веру перевели в семейное общежитие. Забрав нехитрые пожитки, которые Вера нажила за полгода, поехали искать указанный адрес.
Семейное общежитие произвело на всех удручающее впечатление. Это был длинный деревянный барак с облупленной штукатуркой снаружи и с прогнившими полами да запахом кислых щей и затхлости внутри.
– И ты променяешь свои хоромы на это? – с брезгливостью спросила Инна.
Вера ничего не ответила, а пошла по длинному коридору, отыскивая комнату под номером пятнадцать.
Инна с Володей проводили Веру до её нового жилья, занесли ванночку с пелёнками, передали ей большой пакет с красивыми костюмчиками и тут же распрощались. Перед уходом Инна положила на стол стопку купюр.
– Здесь семьсот двадцать рублей. Это остаток. Что хочешь с ними делай. Коляску я тебе на днях привезу.
Инна с Володей ушли, а Вера осталась в комнате одна. Вернее, не одна, а с этим вдруг пронзительно закричавшим свёртком. Не раздеваясь, а лишь быстро расстегнув шубку и блузку, Вера достала грудь и стала кормить ребёнка. Пока девочка усиленно чмокала, Вера огляделась.
Оглядывать, собственно, было нечего. Кровать, стол, табуретка да ниша с полками за кроватью, являющаяся одновременно и шкафом для белья, и буфетом для посуды, – вот и вся обстановка комнаты. Ветхие выцветшие обои были в нескольких местах оторваны, а кое-где исписаны озорными детишками всякой ерундой, включая и уравнения про любовь, и матерные слова. Кухня и туалет, как потом узнала Вера, были общими и находились в конце коридора.
Почмокав минуту, девочка отвернулась от груди и вновь заплакала. Вера не знала, что же дальше делать.
«Чего она ревёт? Может, описалась?»
Вера развернула пелёнки и обомлела. Если личико показалось ей крошечным и страшненьким, то на тельце было просто невозможно без ужаса смотреть: круглый, какой-то вспученный животик сине-бордового цвета с выпирающим узелком пупка да тоненькие ручки и ножки, дрыгающиеся как у лягушки.
«Лягушонок! Как есть лягушонок. Ох, стыдно даже кому-то показать. Да, если бы я не была уверена, что я Вадиму не изменяла, я бы тоже ни за что не поверила, что эта страшненькая девочка его дочь».