И вспыхнет новое пламя
Шрифт:
– Все обошлось, Китнисс, - шепчет он мне в ухо. – Не подставляйся больше под пули, договорились?
Его дыхание ударяется о кожу на моей шее, это приятно и как-то особенно интимно, поэтому я теряюсь.
Никогда прежде я не оказывалась так близко к парню. Собственно, Бен был единственным из всех ребят, чье общество меня устраивало, но он никогда не позволял себе «личностных штучек», как он выражался. У Бена были девушки, периодически сменяющие друг друга, но у меня парня не было никогда. Я даже не целовалась ни разу, и Джоанна – жена Гейла
– Угу, - выдыхаю я, и Гейл отстраняется, отчего я испытываю облегчение.
Мне нельзя сближаться ни с кем, кроме Пита Мелларка, потому что от этого зависит судьба тех, кто остался в моем времени. Они верят, что я сумею спасти Пита и влюбить его в себя, новую Китнисс Эвердин. Только вот я сомневаюсь, что сама смогу испытывать к нему какие-то нежные чувства - слишком много зла он причинил моей семье. Вернее, причинит, но это мало, что меняет.
Я могла бы любить Бена, и, наверное, смогла бы влюбиться в его молодого отца, стоящего около меня, но, понимаю, то по воле судьбы, любовь, теперь, не мой удел, ведь мне придется провести всю жизнь рядом с Питом.
Кстати, о судьбе - каждая минута на счету, поэтому как можно скорее нужно заставить нынешнего президента Тринадцатого отправить отряд в Капитолий, чтобы забрать оттуда Мелларка и Джоанну Мэйсон.
Опираясь на невредимую руку, пытаюсь подняться, но голова начинает кружиться от напряжения и меня снова подташнивает. Хоторн с беспокойством смотрит на меня и придерживает, помогая сесть. Рана отзывается болью, но я стискиваю зубы, не издавая ни звука. Соскальзываю на пол и ищу глазами тапки и халат.
– Далеко собралась? – спрашивает Гейл. – Тебе сейчас лучше лежать.
– Я должна увидеть Койн. Причем немедленно, - отзываюсь я, полная решимости осуществить задуманное.
Гейл усмехается, поясняя, что к президенту так просто не попасть, но я перебиваю его:
– Сойку-пересмешницу она примет!
Уверенным шагом иду по знакомому маршруту, благо, что подземный город моего времени ничем не отличается от нынешнего, разве что в будущем народа в Тринадцатом намного меньше - болезни и голод выкосили половину населения, как в нашем Дистрикте, так и во всем Панеме. Случайные прохожие останавливаются, разглядывая Огненную Китнисс, спешащую куда-то в больничном халате и белых тапочках. Гейл не отстает, следуя за мной по пятам, словно охранник.
Поворот направо, лифт, «Уровень 15», снова коридор, налево и прямо. Передо мной дверь с табличкой, на которой большими буквами выведена надпись «Штаб президента Тринадцатого дистрикта Альмы Койн». Отмечаю про себя, что президент Хоторн как-то обходился без подобных табличек.
Стучу и, не дожидаясь ответа, распахиваю дверь. Койн сидит во главе уже известного мне стола, изучая какие-то документы, и резко вскидывает голову, когда я фактически врываюсь к ней. Она окидывает строгим взглядом меня и Гейла, откладывает ручку в сторону и сухо произносит:
– Чем обязана
Хотя президент обращается ко мне, Гейл начинает извиняться, стараясь разрядить обстановку. Альма Койн не слушает его, внимательно рассматривая меня. Я отвечаю ей твердым взглядом и решительно, пожалуй даже дерзко, говорю:
– Отправьте спасательную группу в Капитолий, - без всякого вступления заявляю я.
– Необходимо освободить Победителей, которых Сноу удерживает в плену.
– Вы мне указываете, солдат Эвердин? – спрашивает Альма, приподняв одну бровь.
– Настоятельно рекомендую, - отвечаю я.- Иначе Сойка откажется от сотрудничества.
Койн встает, размеренным шагом подходит ко мне, огибая стол, и ледяным голосом говорит:
– Осторожнее, Эвердин. Со мной шутки плохи.
Мне прекрасно известно, какой жестокой может быть эта женщина. Когда безрадостный конец Восстания был предрешен, она, надеясь выиграть время, фактически отдала мою настоящую мать и бабушку в руки Пита Мелларка, тогда уже президента Панема. Чокнутого и безжалостного. Это Койн виновата, что Марту убили, а Прим пытали. Я знаю, на что способна Альма, но не боюсь ее: все самое худшее – уже свершившееся будущее, так что мне нечего терять.
– Соглашение Сойки-пересмешницы включает в себя Ваше, - делаю ударение на последнем слове, - обещание спасти Пита. Выполняйте!
Альма хмурится, поджимает губы.
– Я ведь могу отдать вас под трибунал, - медленно проговаривает она. – Стоит ли Мелларк того, чтобы рисковать моими людьми?
– У нас есть договор, - упрямо повторяю я. – Мое подчинение в обмен на жизнь Пита.
Гейл осторожно берет меня за руку, призывая замолчать. Я и сама вижу, что Койн с трудом сдерживает злость. Очевидно, эта женщина не привыкла, что ей кто-то может указывать.
– Солдат Хоторн, - обращается она к Гейлу.
– Увидите свою «родственницу». Я рассмотрю ее просьбу.
Я злюсь, собираясь спорить с ней и дальше, но Гейл до боли сжимает мою ладонь и тащит прочь из Штаба.
– Ты с ума сошла? – кричит он, когда мы углубляемся в темноту коридора. – Ставить условия Койн! Серьезно?
Освобождаюсь из его хватки и заявляю, что не нуждаюсь в его мнении, если он не собирается меня поддерживать. Мы стоим, испепеляя друг друга взглядом, и молчим. Если бы только можно было рассказать ему, как важно спасти Пита! Но слова не идут с языка – не хочу, чтобы меня записали в ряды сумасшедших.
– Решишь помочь – буду благодарна, но только, пожалуйста, Гейл, не мешай! – говорю я и ухожу, оставляя его в одиночестве.
К вечеру ко мне в палату приходит совершенно незнакомая медсестра: меняет повязку, ставит еще одну капельницу. Я расспрашиваю ее о Марте и Прим Эвердин, но она избегает ответа. Хмурюсь, но прекращаю попытки разговорить ее. Когда девушка уходит, медленно погружаюсь в сон, готовясь с самого утра предпринять новую вылазку в Штаб. Я не отстану от Койн, пока не добьюсь своего.